— Уже нет, бабушка. Последний раз он спал на лестничной клетке и напал на меня, когда я выходила. Становится все хуже, и я… Прабабушка, это уже закончилось. Я знаю. Что-то во мне лопнуло. Он лежал в коридоре, и я вдруг увидела его таким, какой он на самом деле. Ты была права. Я загубила семь лет жизни с этим животным, паразитом. Лопнуло, и все. Нет больше. Я его уже не люблю, бабушка. Хочу, чтобы он исчез. Чем быстрее, тем лучше. Я пнула его ногой, когда он там лежал. Я хочу освободиться, бабушка. Это как раз та ситуация. Пожалуйста, позволь мне.
— Ладно. Я им займусь. Если хочешь, он исчезнет.
— Нет! — воскликнула Меланья. — Я хочу сделать это сама. Я хочу вернуть себе достоинство, бабушка. Я готова. И я сильная. Очень сильная.
— Потому что ты страдаешь, дитя. Всегда так бывает. Но это злая сила. Ты не имеешь над ней контроля.
Меланья замолчала. Она вспомнила вчерашнюю дорогу из Познани. Руки, сжатые на руле, поцарапанные щиколотки после недавней встречи с возлюбленным. И еще больше следов на всем теле. Ничего значительного. Синяк на ребрах, фиолетовые следы от пальцев на бедрах, поцарапанное колено, опухшая щека. И унижение. Бессильная ярость, высохшие слеза на щеках, горящие глаза. И километр за километром асфальт, разделяющий мир на две половины.
Мотоциклист промчался, как сброшенный с самолета снаряд, почти шаркнул по двери и подрезал ее. Она подпрыгнула. Руль дернулся в руках, колеса зашуршали по щебню обочины. И тогда она высвободила все свое бешенство. В многоэтажном мате, которого бы не постеснялся и портовый грузчик. Направленном прямо в спину мужчины в многослойной куртке, исчезающего за поворотом.
А спустя полчаса уже были мигающие фарами машины скорой помощи, лужи бензина и мелких осколков стекла. И эта «ямаха», влетевшая в бок фургона. И мотоциклист, качающийся туда-сюда на руках санитаров, обхватив обеими руками разбитый шлем.
Нет контроля.
Я убила его.
Потому что он перешел мне дорогу.
— А почему тебе не сделать что-то другое? Найди нормального, хорошего мужчину. Ты красивая, Меланья. Может, не как модель, но у них вовсе нет лица. Твое во всяком случае никто не забудет, дитя мое. Ты хорошо знаешь, что достаточно посмотреть в твои глаза. Почувствовать запах твоих волос. Увидеть, как ты улыбаешься. Я так давно не видела тебя улыбающейся, девочка. Найди доброго, сильного мужчину. Человека чести. Такого, который не позволит себе обидеть тебя. Можешь для этого воспользоваться Даром. В этом я охотно тебе помогу. Но то, что ты хочешь сделать… это болезнь, дитя мое.
— Бабушка, — очень осознанно произнесла Меланья, — у меня нет сил. У меня нет сил искать и привлекать мужчину. Не сейчас. Пойми, что этот сукин сын…
— Слова, дитя мое, — остановила ее старшая рода. — Дело даже не в том, что ты можешь убить словом, Меланья, и не того, кого хотела бы. Нельзя давать оружие человеку, который стреляет вслепую.
— Бабушка, прости, — ответила Меланья. — Дело в том, что он высосал все мои силы. Я не смогу никого обрести. А таких мужчин, о которых ты говоришь, давно уже нет. И я не могу ждать, когда вновь обрету себя. Он не позволит мне. Он убьет меня. — Она дотронулась до свежей подживавшей раны, разделяющей ухоженную тонкую бровь. — Он попал в меня связкой ключей, бабушка, потому что я открыла дверь в собственном доме… Дверь, за которой он сидел. Попал в меня ключами, потому что от подсвечника я уклонилась. Я думала над этим, бабушка. И ты знаешь, что я хочу сделать.
— Ты хочешь обезьяну превратить в волка, моя дорогая.
— Бабушка, ты же все понимаешь. Впрочем, животные много лучше людей. Бабушка, я готова. Услышь, что я прошу тебя о согласии.
Старшая рода цинично рассмеялась.
— Ты просишь не моего согласия, а браслет. Ликопеон. Ты не сможешь сделать свой. Я еще старше, чем ты можешь себе представить, Меланья. Я хотела бы наконец умереть. Мне только нужно закончить воспитание старшей рода. Лучше всего следующей осенью. Тогда я передам тете Терезе гримуар и умру. В ноябре.
— Бабушка, пожалуйста, — сквозь слезы произнесла Меланья. — Ты нужна мне.
— Пришло время, девочка. Меня ждут, а этот мир утомил меня. Я не понимаю его. У меня больше общего с теми, кто ушел, чем с вами. Дай мне уйти, правнучка. Ты хочешь свой Дар. Хочешь ликопеон. Хочешь открыть свой гримуар. Ладно. Пусть это исполнится. Но это значит, что я больше не буду держать тебя за руку. Время стать на ноги. Ты и так всегда делала то, что хотела, маленькая ведьма.
— Бабушка…
— Подожди, — старая женщина встала из-за стола и отошла вглубь своей комнаты. Некоторое время было видно ее лицо. Нос с горбинкой, такой же, как у Меланьи, и такие же непослушные волосы, но серебристые и сколько можно собранные в пучок. Серебристые, а не огненно-рыжие.
Меланья ждала, крутя в руках печенье и глядя на тяжелую деревянную раму зеркала, которое разделяло стол на две части. В комнате было темно. Где-то за окном пошел трамвай.
Прабабушка наконец-то вернулась и принесла два мешочка из мягкой кожи.