И этот шаг едва ли кто другой мог сделать так быстро и решительно, как Искариот. Нелюбимый обществом Иисуса и сам недолюбливавший его, угрюмый и нелюдимый апостол ни с кем не мог поделиться своими сомнениями и не знал, кому раскрыть свои сердечные тревоги и мрачные подозрения; подобные характеры не имеют друзей и осуждены единолично выносить на себе всю тяжесть душевных бурь. Под влиянием всеобщего национального и религиозного восторга миллионной толпы, с одной стороны, и ввиду осторожных действий Иисуса в последние дни и Его печальных предсказаний, с другой, Иуда, как мы знаем, мог прийти к мысли, что Иисус – лжемессия и что истина на стороне Его врагов. Зародившаяся сначала, быть может, в виде маленького сомнения и темного вопроса, эта мысль в разгоряченном мозгу Иуды быстро развивается до размеров идеи фикс, односторонне аффектирует сознание и волю предателя, охватывает все внутреннее существо его. Уединение благоприятствует образованию и развитию идеи фикс: один в ночной тишине и непроглядном мраке остается Иуда со своими страшными думами; мрачное сомнение овладевает им всецело и безусловно. «Иисус – лжемессия, я сам богоотступник, я изменил нации и попрал завет Иеговы, нужно загладить свое преступление; как лжемессия Иисус повинен смерти, скорее предать этого лжемессию первосвященникам и тем искупить свой грех»: такие и подобные мысли теснятся в сознании Иуды и влекут его к предательскому подвигу. Ни о чем другом не думает теперь взволнованный ум Иуды, ничего другого не жаждет встревоженное сердце его, лишь бы поскорее, до светлого праздника, воротиться в покинутую религию и умилостивить Иегову; эта мысль гонит Иуду в Иерусалим к первосвященникам с предложением выдать им воображаемого лжемессию. Иуде предлагают 30 сребреников с заднею, как мы знаем, мыслью насмеяться этою рабскою ценой над назаретским реформатором; Иуда без возражений берет сребреники, не помышляя о том, что эти гроши послужат уликою его низкой страсти. В другое время и при других обстоятельствах неравнодушный к мамоне Иуда, вероятно, не удовольствовался бы такою ничтожною суммой; но теперь было не до того, теперь у него были только одна мысль, одно желание – выдать лжепророка и тем восстановить порванную связь с теократическим народом. Эта мысль, подобно гению, руководит Иудой, поддерживает и вдохновляет его во все время предания. Это спокойное поведение предателя во время Тайной вечери и после, это жестокое приветствие в Гефсиманской роще некогда любимого Учителя, наконец, этот холодный и предательский поцелуй – все это вполне понятно и естественно в Иуде: предатель видит теперь в Иисусе своего смертельного врага, обманывавшего его в продолжение трех лет, заставившего его порвать другие связи и сделаться богоотступником и изменником нации; Иуда теперь мстил Иисусу за свои иллюзии, мстил сознательно, жестоко и отчаянно, как человек, убежденный в правоте своего дела.
Так объясняется поведение Иуды во время предания. Нетрудно объяснить и последующее поведение его.