Книга формы и пустоты

Лучше бы ты дала мне шагнуть в пропасть и умереть.

Книга

О, нет, Бенни, нет. Мы не заставляли тебя целовать ее. Не нашему голосу ты в тот момент повиновался. То был голос импульса, куда более первозданного и настоятельного, чем все то, на что способна книга.

Хотя ты не так уж и неправ. Потому что хоть мы и не заставляли тебя это делать, мы бы не стали тебя останавливать, даже если бы могли. Да, книги любят, когда есть немножко романтики и немножко драмы, это правда. Назовите нас похотливыми (кстати, многие так и говорят), но нам нужно было, чтобы ты ощутил вкус ее губ – для того, чтобы и мы могли его почувствовать. Нам нужны были те слова, которыми был описан твой поцелуй. Вы, люди, движимы страстями своего тела, а для нас, книг, столь же неодолима жажда слов. Так что ты ошибаешься, полагая, что мы заставили тебя поцеловать Алеф – книги не столь всемогущи, и к тому же мы не сутенеры и не сводники, но мы повинны в том, что хотели этого, и если ты считаешь, что тебя использовали, ну, прости, нам очень жаль. Нам было жаль уже в тот момент, когда все это происходило.

Ты нам не веришь. Мы понимаем. А теперь ты пытаешься заслониться от нас, как отгораживаешься от воспоминаний обо всем, что хочешь забыть.

Что ж, ты не оставляешь нам выбора. Мы ведь не просто один из твоих обычных голосов, Бенни. Мы – твоя Книга, и это наша работа. Нам придется тебя заменить.

56

Потом ты почти не спал. Ты лежал, слушая, как стучит кровь в ушах, лицо твое пылало, невзирая на холод ночного воздуха. Биение пульса было внутренним звуком, исходившим из глубины твоего тела, но были и внешние звуки; ты слышал дыхание Алеф и храп Славоя, а где-то на горе кричала ночная птица. А потом появились какие-то новые звуки, которых ты еще никогда не слышал. Они текли беспорядочно откуда-то издалека, наверное, ото всех потерянных и кувыркающихся в пространстве обломков вещества.

Где-то там, вдалеке, ждала Темная Комета.

Чем больше ты думал о том, что наделал, тем сильнее переживал. В этот раз ты действительно облажался по-крупному. Потому что она и правда не хотела целовать тебя. Конечно, а с чего бы ей хотеть? Зачем кому-то хотеть целовать тебя? «Ведь она сучка, а ты просто малолетний засранец, идиот, дебил, сопливый неудачник, которому лучше сдохнуть, так что сделай это прямо сейчас, ладно? Спрыгни уже с этого гребаного обрыва, и пусть она пожалеет! Че ты лежишь-то?»

Но ты продолжал лежать. Ты вспомнил свою Копинг-карточку. Ты лежал, дышал и считал, считал и дышал, пока наконец незадолго до рассвета не уснул.

Когда ты проснулся, светило солнце, и оба твоих спутника были уже на ногах. Алеф варила кофе на маленькой плитке, которую она смастерила из нескольких старых консервных банок. Она предложила тебе кофейку. Спокойно и жизнерадостно. Как будто ничего не случилось. Ты отрицательно покачал головой. Из-за того, что ты не пьешь кофе, ты почувствовал себя унизительно маленьким, хотя плитка из консервных банок была классной, и в иное время ты бы попросил показать, как она устроена, но ты вместо этого пошел помочиться. Когда ты вернулся, Алеф и Славой сидели на краю той самой скалы, с которой ты ночью чуть не разбился насмерть, попивали кофе и тихо разговаривали, глядя на далекое море. Увидев тебя, она протянула тебе чашку. Там был горячий шоколад. Малышковый напиток. Ты попробовал: шоколад был очень вкусным – но в этот момент ты ее ненавидел.

Спуск с горы оказался намного сложнее, чем подъем, и вам с Алеф пришлось вместе потрудиться, чтобы инвалидная коляска Би-мена не съезжала с тропинки. Когда вы оказывались рядом, вы нередко соприкасались ладонями или локтями, плечами или бедрами, и когда такое случалось, ты отшатывался. Один раз, на крутом и усыпанном гравием участке инвалидное кресло занесло на гравии, который осыпался у вас из-под ног, и ты отпустил ручки, чтобы не соприкасаться с Алеф предплечьями. Тогда она, с трудом удерживая коляску на тормозах, повернула к тебе раскрасневшееся от усилий лицо.

– Ты ведешь себя дико, и я хочу, чтобы ты это прекратил.

Ты снова взялся за ручки, но после этого она всю дорогу с тобой не разговаривала, и ты с ней тоже не разговаривал. Би-мен чувствовал, что что-то неладно. Сидя в своем шатком инвалидном кресле и сжимая в руках кейс, он снова стал рассказывать о Вальтере Беньямине, его трагической смерти и конспирологических теориях, которыми оброс этот факт. Некоторые люди не верят, что философ покончил с собой, и утверждают, что он умер от сердечного приступа. Другие уверяют, что он был убит сталинскими агентами. В испанском свидетельстве о смерти в качестве причины было указано кровоизлияние в мозг. Портфель с таинственной рукописью исчез и, несмотря на все усилия друзей Беньямина, так и не был найден.