Книга 19. Претворение Идеи (старое издание)

И никакой нет возможности хоть чем-то заслужить или заработать все это, ибо Дающий стоит перед тобой постоянно с ложечкой всего чего хочешь в руке, заглядывает тебе заботливо в глаза, и для него единственная твоя заслуга – это если ты пожелаешь чего-нибудь. Да и где и как ты сможешь себе заработать что-либо сам, когда царство отца – бесконечно, доброта его равна его богатству, и оба тоже бесконечны, и все его, и – хоть плачь – бесконечно, а у тебя единственное что есть – это бесконечное (и этот факт ты со все большей горечью осознаешь) желание все это получить? И вот, когда пропадает у принцева сына последняя надежда когда-то хоть в чем-то стать подобным отцу своему, – тогда-то и рождается у него маленькая дочка – маленькая надежда на исправление всей этой безнадеги.

Принцесса Бина

Аскетичная, добродетельная. Понятия «взять» нет и в заводе, слова «получить» – нет в лексиконе. Понимает причину отцовской безвыходности – Кетер ведь, принц, своей добротой таковым его и создал, получателем эдаким. И вот, поняв отца своего и не осуждая его за жизнь на дедовых хлебах – других-то ведь и нет! – нашла-таки, умница, выход. «Не хочу, – говорит, – не хочу получать удовольствие ни от чего! Все. Точка». Ужас отца, Хохмы, от невозможности уподобиться щедрому, добротворящему Кетеру, воплотился в ее жизненном кредо:"ничего для себя", – да, я не в состоянии творить и создавать, я лишь царская внучка, но пусть хоть в том, что всю свою жизнь крошки для себя и ниточки не возьму – хоть в этом уподоблюсь великому своему дедушке. Чувствуешь, читатель? Cила какая, а?

И что ты думаешь? Доброта деда проявилась и здесь! Да что ты, говорит, внученька, да ты только не волнуйся, не хочешь – и не надо! – хочешь кушать без удовольствия – так я и не в претензии, и в глаза с ложечкой в руках уж заглядывать не буду. Тяжело от меня – получай от папы своего, а не хочешь – так и не получай вовсе, вольному воля, мне ведь главное, чтоб ты довольна была. Своим выбором, своей долей.

И стала Бина довольна долей отказницы.

Так вот, долгое время, задыхаясь в своем аскетизме, лишь одно позволяла себе удовольствие – сознавать подобие свое принцу Кетеру: вот ведь как он себе ничего не желает – вот так и я себе не хочу ничего.

Но, как уж договорено у нас с тобой, читатель, реализм есть реализм, – так вот и в жизни нашей отказницы проявились его суровые законы. Изнутри, из нутра, из неясного какого-то ощущения, что как-то оно все-таки все не так… Или, точнее, так – да не совсем. И доброта деда поспешная вспомнилась, и его согласие на все – лишь бы желание ее исполнить… А ведь у него План Доброты – всех насытить и ублажить. Полной мерой, от всего сердца. А она, что же получается, – в гордыне своей решив исправить путь отца, – отказом своим огорчила старика?…

Вот и представь себе, милый читатель, состояние бедной принцессы: задыхаясь от отсутствия даже жизненно необходимого, мучиться в сомнениях относительно правильности выбранного пути. Не позавидуешь. Но тут великодушная судьба подарила нашей героине великолепный компромисс. Пришло ей время выносить и родить в добрый час. И появилось у нее еще одно удовольствие в жизни – дать что-то потомству. Стала, как водится, готовить для малыша то да се, а из чего брать-то, когда своего – ничего? Вот тогда-то и проявились в ней новые желания, ранее ею отвергаемые, – желания взять, но ровно столько, сколько нужно ему, просящему и – без нее – беспомощному, чтобы тут же все, без остатка, отдать.

Так вот, на взлете, если позволишь сказать, компромисса, и родился у нее сын, Зеир Анпин.

Зеир Анпин, сын принцессы

Выдержка, достоинство, обдуманность решений. Принц крови как-никак. Достойный сын своей матери, пылкой, но сдержанной и добродетельной Бины. С ее генами воспринял и с ее молоком впитал неприязнь и неспособность к тому искренне-инфантильному образу жизни и способу удовлетворения желаний, что так характерен для его жизнерадостного и энергичного деда, Хохмы. Неприязнь эту постоянно подпитывает удручающая картина безысходности осознания, к которому привела деда его непосредственность.

Сын «компромисса», на который пошла его мать, более зрелый в своих решениях, – четвертое поколение, что ни говори, пора бы уж от страстей – да и к расчету, учтя сладко-горький опыт деда и светлый, но чреватый неуверенностью в своей правоте опыт матери, сумел выстроить свою, собственную, жизненную линию.

От матери унаследовал способность почти полностью довольствоваться лишь наслаждением от своего аскетизма, нежелания получать блага от кого бы то ни было. В это"почти" включено действительно немного: из жизненных удовольствий – лишь прожиточный минимум.