После этой беседы Лидия отправилась к себе в номер – и в вестибюле столкнулась с одним из самых назойливых потенциальных ухажёров, мистером Эдмундом Вудривом – высоким, сутулым, пузатым и одетым в пальто, уже достаточно повидавшее на своём веку.
– Миссис Эшер, – начал мистер Вудрив, шагая ей наперерез так быстро, что Лидии, вздумай она уйти от разговора, пришлось бы бежать к лестнице бегом, – прошу вас, позвольте мне выразить вам мои наиглубочайшие соболезнования…
– Ох, прошу вас… – Лидия старательно изобразила одно из фирменных выражений лица «я-сейчас-упаду-в-обморок» тётушки Лавинии.
– Конечно, – Вудрив взял ее за руку, – я прекрасно всё понимаю. Я лишь хотел сказать, что искренне сочувствую тому положению, в котором вы оказались, поэтому знайте – я полностью к вашим услугам.
– Благодарю вас, – протянула Лидия самым тихим и жалобным тоном из всех возможных.
– Если пожелаете… – Вудрив стиснул её руку крепче. – Надеюсь, вы понимаете, что можете обратиться ко мне за любой помощью, в любое время. Конечно, мы с вами не так близко знакомы, но я хорошо знаю, что это такое – неожиданно остаться совершенно одному…
– Я вовсе не…
– … так что готов оказать вам любую возможную услугу, в любое время дня или ночи – вам стоит лишь прислать записку в мой дом в посольстве…
Только строгий наказ, полученный Лидией от няни, четырёх тёток и мачехи перед тем, как её начали выводить в свет ещё там, в Лондоне, запрещавший при любых, абсолютно любых обстоятельствах орать «оставьте меня в покое», даже если собеседник этого более чем заслуживал, а ещё понимание того, что отказ от общения с утешителями может навести кого-нибудь на подозрения, что миссис Эшер вовсе никакая не вдова, а Джейми просто где-то прячется, помогли ей молча выдержать последующие полчаса, пока мистер Вудрив распинался о том, как ужасно существование вдовы и как он будет рад ей помочь.
По возвращении в номер Лидии опять-таки пришлось принять поток сочувствующих, пришедших засвидетельствовать своё почтение. Первыми явились мадам Откёр и баронесса Дроздова – конечно же, именно та и вышвырнула наконец-то Вудрива из вестибюля гостиницы, – и возглавили собиравшуюся за чайным столиком компанию, взяв на себя обязанности поддерживать разговор, а рядом с миссис Эшер устроилась Паола Джаннини, преданная и, слава богу, молчаливая. При мысли о том, что сейчас ещё явится и леди Эддингтон, Лидии становилось жутко.
На самом деле, большая часть разговоров шла как раз об этой убитой скорбью женщине, готовящейся провести несколько жутких месяцев на борту «Принцесс Империал» – корабля, который должен был доставить обратно в Англию тело её дочери. И эти женщины, пришедшие поддержать Лидию в её вымышленной скорби, говорили о Холли с такой искренней печалью, что миссис Эшер попросту не хватало духу вмешиваться в их беседу.
В какой-то момент она сослалась на головную боль и до самого вечера не выходила из комнаты, читая сказки Миранде и просматривая полицейские отчёты, а затем и банковские сводки, переданные тем же вечером из японского посольства, в поисках хоть какого-нибудь из десятков имён, уже попадавшихся ей во время предыдущих расследований.
И на следующий день она всё-таки нашла одно.
Эстебан Сиерра из Рима – интересно, владел ли он каким-то жильём в Риме на самом деле? – заключил соглашение не только об открытии солидного счёта во Франко-китайском банке, но и арендовал помещение в его подземном хранилище. «Для антиквариата и произведений искусства», если верить документу, записанному ровным, вертикальным почерком с множеством затейливых петель и завитушек. На данный момент в помещении находился лишь один предмет: большой дорожный сундук.
Дон Симон как-то рассказывал Джейми, что вампиры чуют, когда живые выходят на их след. Они обращают внимание, как некоторые люди начинают слишком часто гулять по дорожкам напротив конкретного дома. Они замечают незнакомцев, появляющихся в округе – у вампиров невероятно острая память на лица, так что они мгновенно опознают чужака. Поэтому Лидия прекрасно понимала, что даже просто заинтересовавшись подземным хранилищем с «антиквариатом и произведениями искусства», она уже совершает непростительный грех, привлекая ненужное внимание к этому «Эстебану Сиерре». А ведь миссис Эшер, как и её супруг, до сих пор оставалась в живых лишь потому, что Исидро знал, как строго они оба соблюдают правила игры.
На ночь она снова не задёрнула одну из штор – точно так же, как вчера и позавчера, – а наутро отправила записку графу Мизуками.
Японский атташе лучше всех знал цену осторожности. Он достаточно насмотрелся на происходящее в Китае – и весьма неплохо знал его нынешнего «временного» президента, – чтобы понимать, к чему может привести малейшее опрометчивое слово, малейший несвоевременный шепоток, если те долетят до ушей власть имущих. Поэтому он с пониманием отнёсся к просьбе Лидии никому не говорить, что она собирается посетить банковское хранилище. Всё, что требовалось от графа – раздобыть ключи и разрешение, но разрешение только для самой миссис Эшер.