Но она не противилась, предоставив мужу делать, что хочет, возить ее из города в город, от врача к врачу. Она понимала, что это дает Григорию некоторое успокоение, а ради его спокойствия Катя готова была терпеть что угодно.
Ее пугало душевное состояние мужа. Она-то сама давно смирилась, поняв, что умирает, давно тайком от Григория выплакала все слезы. И как ни жаль ей было юной своей жизни, своей любви, счастья, другое мучило княгиню Орлову больше всего – вопрос: «Что будет с ним, когда меня не станет?» Собрав все силы, Катя глубоко запрятала свое горе, казалась веселой, жизнерадостной по-прежнему, так что порой и сама ощущала себя лучше. Но все-таки не обманывалась, а муж, ради которого она и играла, глубоко уверил себя в ее скором выздоровлении.
Они остановились в одном из курортных городков Швейцарии. Был чудный солнечный день, супруги прогуливались в великолепном тенистом саду, и это были для обоих тихие, отрадные минуты, когда Катя вновь ощутила себя по-настоящему счастливой, когда осознание скорой смерти перестало тяготить, растворившись в сладком ощущении полноты жизни. Так хорошо, светло и уютно… так бесподобно пахнет цветами, заливаются птицы, а рядом идет человек, в котором – все, и без него ни солнце, ни цветы, ни сама жизнь не имеют ни красок, ни звука, ни тепла…
Держа мужа под руку, Катя важно выговаривала:
– Мне не нравится, Григорий Григорьевич, как здесь, на водах, на вас посматривают дамы. Стоит нам показаться в обществе, как все женщины забывают своих спутников, начиная созерцать русского князя. Вчера французская графиня весь вечер не сводила с тебя глаз!
– Но я-то чем провинился, душенька? – улыбался Григорий. – Я-то на них не гляжу, для меня иных женщин, кроме тебя, не существует во всем свете.
– Да верить ли?
Григорий, рассмеявшись, поднес было ее тонкие пальцы к губам, как вдруг Катина рука выскользнула из его ладони, и юная княгиня, страшно побледневшая, упала в траву без сознания.
Как карточный домик в одно мгновенье разрушилось хрупкое призрачное счастье. Жизнь вновь показывала Орлову свое суровое, жестокое лицо.
Князь дико вскрикнул, схватил Катю на руки, бросился к дому. Промчался, перескакивая через три ступени, по высокой мраморной лестнице, пролетел по залам, наконец ворвался в спальню, уложил все еще бесчувственную жену на кровать, а сам рухнул возле нее на колени. Он смотрел на Катю расширенными от ужаса глазами и не двигался. Казалось, сейчас он тоже свалится без чувств…
К счастью, Катя уже приходила в себя. Дрогнули губы Григория, он, не выдержав, разрыдался.
– Вот видишь, – бормотал он, покрывая поцелуями ее руки, – ты пришла в себя! Все ничего… Ты обязательно выздоровеешь!
Катенька, уже не притворяясь, строго смотрела на мужа, и в ее больших глазах он мог бы прочитать сейчас все тот же мучительный вопрос: «Что станется с тобой, когда я умру?»
С этого дня здоровье ее резко ухудшилось, Катя большую часть времени проводила в постели. И очень скоро почувствовала, что конец близок. Как ни старалась она мужаться, но эта открывшаяся ей близость смерти – чего-то неведомого, самого важного, что может быть в жизни, и самого страшного – поразила ее и ужаснула. Только постоянное присутствие рядом Григория не позволяло Кате запаниковать открыто. А он не отходил от нее! Она не видела, как он ел, пил, когда спал…
– Гришенька, – умоляла Катя, – ну, ради меня, не мучай себя, пойди, любимый, отдохни! Сам ведь разболеешься!
Он упрямо качал головой.
Однажды сон незаметно для Григория сморил его, князь задремал в кресле возле Катиной постели. Вдруг он страшно вздрогнул во сне и пробудился. Катя лежала тихо и неподвижно, казалось, спала. Ее прозрачная рука покоилась на колене у Григория. Он машинально сжал эту руку, и глаза его наполнились ужасом. Он схватил жену в объятья, прижимал к груди, тормошил ее, целовал…
Его сознание сопротивлялось страшной правде. Но это не отменяло правды: Катя была мертва. Григорий, не отрываясь, глядел, глядел в ее неестественно белое, милое, обожаемое им до безумия лицо. Вдруг резко вскочил – он понял! Вскочил и тут же со стоном рухнул на ковер – без сознания.
Вбежавшие перепуганные слуги долго не могли привести его в чувство. Но когда Григорий очнулся, люди ужаснулись еще сильнее. Случилось то, что предчувствовала Катенька: князь, не выдержав последнего, самого страшного жизненного удара, лишился рассудка…
*
В Петербург прибыл гроб с телом юной княгини. Орлов в столицу не приехал, его привезли – он ничего не сознавал. Написали в Москву Алексею Григорьевичу. Тот, пробежав послание глазами, переменился в лице.
– Господи, Гришка! – он тяжело разрыдался…
Вскоре Алексей Григорьевич приехал в столицу, чтобы забрать к себе больного брата. Перевез Григория в Москву, поместил в своем подмосковном Нескучном и принялся заботливо ухаживать за ним.