Княжна Мстиславская

- Бухарский хан Абдулла гонцов прислал, - сказал царь Иван. - Просит купцов своих пустить в Астрахань торговать. Ты, Борис, с англичанами всё якшаешься, а ты, Василий, с московскими торговыми людьми близко. Подумайте, да скажите, как быть-то? Пускать бухарцев или нет?

Шуйский всегда был на стороне Москвы, за что его и ценил государь, хотя порой и шкуру был готов содрать, но терпел, потому что преданный до костей был человек. А недавно ещё сильнее привязал его к себе тем, что взял от его братьев поручительство, дескать, если Василий измену замыслит или заговор, то они головами своими за него ответят. Шуйский от того ещё преданней ему стал.

- Никого не пускать! - сразу сказал Василий. - Сами торгуем. Пусть наших в Бухару да Самарканд пустят.

Царь поморщился. Он бы и рад московских купцов отрядить в богатые восточные пределы, да там ханы меж собой пластаются, как гладиаторы в старом Риме, о коих он читал. Каждый каждому кишки пускает. И как только народу у них хватает сотни лет без передыху резаться? И купцов чужих враз пустят к аллаху своему на тот свет.

- Пусть торгуют, - мягко сказал Годунов. - Нам прибыток от пошлин, товары ихние дешевле станут. Да и англичане с голландцами охотней ездить станут, чтобы шелка да бархаты индийские через Бухару в Астрахани покупать.

- Дьяк Щелкалов за кизилбашей хлопочет, - царь налил себе узвару из кувшину. Глянул на Фёдора. Тот улыбался, думая о своём. Годунов заметил досадливую морщинку в уголке царского рта. Но Иван Васильевич быстро овладел собой, плеснул и сыну. Фёдор радостно улыбнулся отцу и отпил пару глотков.

- Купцы персидские нам тоже ни к чему, - отрезал Шуйский.

Царь искоса оглядел и его, и Бориса. Потом решительно допил узвар из чарки, запрокив голову и поморщился. У него давно уже болели спина и шея. Будто кто напихал ему железных шаров под лопатки и позвоночный столб, да ещё зазубренных. Посидел, подождал, пока боль утихнет.

- Что скажешь, Васька, - он глянул на Шуйского. - Купцы-то с других стран нам вовсе не нужны, что ли?

- Сами расторгуем везде! - ответил тот. - Москва всех забьёт, только волю дай! И с персами, и с вогулами, и на Балтийском море развернёмся!

Иван Васильевич нахмурился, слова о Балтике напомнили о пиратах, ещё недавно гулявших там по его патенту. Изловили их датчане проклятые, не дают воли. Ладно, хоть несколько лет в страхе иноземных купцов там держали.

- Вот Нарву отвоюй у шведов, да торгуй с кем хочешь, - проворчал он.

Шуйский замолчал, свесив угрюмое лицо, Годунов про себя усмехнулся.

- Решаю так, - сказал царь. - Деньги нам нужны. Дел много, и в Ливонии, и на Волге, и с крымчаками. А то казна поистощится, будем, как император греческий в короне со стекляшками ходить, а рубины с неё продавать придётся. Пусть торгуют и бухарцы, и кизилбаши. Только пошлины пусть отдают.

Фёдор, уловив решительный тон отца, сделался серьёзным и кивнул, подтверждая его слова.

- Ты с голландцами говорил недавно, - царь посмотрел на Годунова. - Что там у них происходит, бунтарей?

Борис непроизвольно почесал лоб. Иван Васильевич понял, что боярин вспоминает, что ему говорили купцы Низких земель. Видно, внимания большого не обратил тогда, не думал, что царю понадобится.

- Умер сын-то королевы французской, тот, что город голландский взять хотел, - Годунов нахмурился, припоминая: - Герцог Анжу, что ли, звали его. Младший брат короля нынешнего. От огорчения, что побили его. Мать у него строгая, отругала, говорят, очень. Он и помер.

Иван Васильевич поднял брови.

- Вот проклятая баба Катька французская! - он покачал головой. - Два сына в королях были, оба померли. Сейчас ещё и четвёртый душу богу отдал. Так перемрёт всё её потомство и поделом! Устроила, дура, резню, сколько народу погубила французского. Вот господь её и карает!

Царь перекрестился. Глядя на него, осенил себя крестом и Фёдор. Годунов покачал головой, как бы осуждая Екатерину Медичи, устроившую в своё время Варфоломеевскую ночь. Узнав, что тогда произошло во Франции, царь был поражён и разгневан и вовсю честил тамошнего короля и его мать-колдунью. Шуйскому было всё равно. Дельный разговор окончился, остальное было неинтересно. Он ждал, когда царь отпустит его.

- Курбский-то подох, - внезапно сказал Иван Васильевич и потянулся было перекреститься, но передумал. Прищурившись, он посмотрел на Бориса, тот непроизвольно кивнул. Царь истолковал это как необходимость секретного, один на один разговора. Отпустив Фёдора - тот пошёл в дворцовую часовню молиться за всех, и Шуйского - этот уже обдумывал, что сказать московским купцам, чтоб ему выгода от этого была, царь опять плеснул себе узвару, выпил и усмехнулся.

- Колдун-то казацкий не подвёл! - сказал он, глядя на Годунова. - Скажи Богдану, чтоб пока у него пожил. Да сходи в казну, деньги возьми и отдай ему, сколько посулили. Хотя. Сто рублей хватит ему.

Встав, царь сразу сгорбился и охнул от болей в спине.