Княжна Мстиславская

— Мы уже во всём разобрались, — улыбнулся он. — Сейчас свидетелей приведём и отправим всех в ратушу, на разбор пану старосте.

Егор не выдержал и глубоко выдохнул, опёршись на стену. Подвойт и писарь, получив по монете из казацкой кисы, поклонились и вышли.

— Повезло тебе! — крикнул Лютый, подскочив к Егору. Он схватил его за грудки и потряс.

— Но помни, пёс бешеный, я из тебя душу вытрясу, — ротмистр скрутил рубаху на груди Егора так, что она лопнула. Лютый разорвал её и отошёл к столу. Тяжело дыша, он опять принялся за вино.

— Может, его тоже в подвал? — спросил Максим. Ротмистр молча кивнул. Максим пошёл к дверям, чтобы крикнуть слугу, бросил взгляд на Егора и остановился. Он глядел на крест, выскочивший из обрывков рубахи.

Подошёл ближе, нагнулся, внимательно всмотрелся, отошёл на шаг, и принялся вглядываться в лицо пленника.

— Тебя как зовут? И откуда у тебя этот крест? — спросил Максим.

— Похоже, вся Литва знает что-то про мой крест, — подумал Егор и ответил: — Мой он, от брата остался.

Максим подошёл совсем близко, всмотрелся в глаза, вдруг закрыл рот ладонью и опрометью выбежал из комнаты.

Сидевший за столом оторопевший Лютый сплюнул.

— Ох, чую, будут с тобой запутки, — он вздохнул и ударил кулаком по столу: — Надо было сразу тебя рубить, ещё на постоялом дворе у Москвы.

Глава 8

Утром, ещё до рассвета, в подвал казакам принесли два жбана с пивом, хлебные караваи, копчёную кабанятину.

- Вас отпустим сегодня, - сторожевой литвин вытащил нож и бросил его на солому, покрывавшую земляной пол. – Режьте мясо с хлебом. А с купцом власти будут разбираться. Так что ешьте, пейте, а уж вечером поедете отсюда, но втроём.

- До ветру отведи, друг, - попросил Арефий, почёсывая живот. Он сегодня хорошо выспался. Казакам вчера притащили несколько большущих снопов соломы, дали пирогов, мяса и пива. Они, понимая, что помочь Егору ничем не могут пока, от души налопались. Хватило и Егору, когда привели.

Яша принялся расспрашивать было, что да как, но тот махнул рукой, дескать, сам ничего не понимаю. Долго не спал, ворочался, скрипел соломой, потом угомонился. А казаки всю ночь беззаботно храпели.

Вчерашние подвойт с писарем, Лютый и Максим сидели за столом. Писарь разложил бумагу, перья и зевал, глядя в потолок.

Два литвина из хоругви Лютого привели Егора и поставили посреди комнаты. Тот огляделся. Сегодня комната была большая, светлая, в два окна. Одно раскрыто, там шумит улица, скрипят возы, звенят подковами лошади по каменной мостовой, кто-то зовёт кого-то. Слева высокая, разрисованная цветами шелковая ширма, отгораживает целый угол.

Один литвин уселся на подоконник, отколупнул от него щепочку и принялся её жевать, искоса поглядывая то на Егора, то на улицу. Второй охранник сел у дверей на короткой лавке, саблю поставил меж ног и опёрся на неё руками.

Подвойт глянул на Лютого, тот кивнул.

- Обзовись, кто таков? – спросил чиновник. Писарь широко зевнул, захлопнул рот и обмакнув перо в чернильницу, приготовился записывать.

- Егор Калашников, московский купец, - ответил казак и покосился на Лютого. Тот видал его перед Москвой, вместе с Иваном Кольцо и знал, что купец он липовый. Но ротмистр ничего не сказал, только поморщился и угрюмо посмотрел на литвина у дверей.

- Зачем приехал в Литву?

Егор рассказал, что хочет начать новое дело – вино курить из зерна, а ячменя и ржи на Москве не хватает. Сговорился со знакомцами, те помогли тамгу на выезд получить и поехал по Литве искать зерно.

- У меня контракты есть с ковельской шляхтой, - сказал Егор. – В мешке лежат. Я им задатки оставил.

Подвойт кивнул.

- Ротмистр ковенской хоругви, слуга каштеляна виленского обвинил тебя в убийстве своего отца, - громко сказал он. – Сознаёшься в убийстве?

Он взял в руки жёлтый, обтрёпанный по краям лист бумаги и вглядываясь, начал медленно читать: «Душанка, дочь угорского плотника Горгина, показала, что с утра пришла к шляхтичу Доментовичу печь хлеба. Увидела, как шляхтич лежит в корчах на полу в зале, из рота бежит кровь, лицо синее. Душанка ведала, что Доментович собирает травы и снадобья, чтобы лечить лошадей и людей. Ему помогал Егорка, жилец старухи Упракойты. Когда Душанка закричала, то в дверях пришёл Егор. Она крикнула, что это он отравил пана. Егор притворился, что ничего не знает и хотел подойти к пану, но Душанка не пустила его и позвала помощь. Прибежал сын Доментовича, молодой пан. Душанка сказала, что Егор отравил его отца. После этого Егор убежал, а молодой пан схватил саблю и погнался за ним. Но не догнал».

- Так было? – подвойт отложил бумагу. На неё уселась муха и замерла. Подвойт щелчком сбил её. Муха отлетела в сторону и ударившись об стену, упала на пол. Все, кто был в комнате, внимательно посмотрели на гудящую и крутящуюся на полу муху. Литвин, сидевший у дверей, молча поднял саблю и раздавил кончиком ножен незваную участницу дознания.

- Говори, купец! – чиновник посмотрел на Егора.

- Это всё враки! – ответил тот.

Лютый начал закручивать правый ус в шило. Сторожевые литвины напряглись, они знали, что командир вот-вот закипит.