Княжна Мстиславская

— Всех ко мне в дом, — Лютый пригляделся и вытащил из седельной сумки Егора пистолет, тот самый, что бросил тогда ночью в него, на Ивановой горке.

— Спасибо, что привёз, — усмехнулся ротмистр. — Поехали, браты, сегодня забава у нас будет. Давно такой не было!

Усмехающиеся стражники растолкали народ и ватага Лютого, подпинывая связанных пеших казаков в спину, въехала в Ковно.

Пленников развязали и одного за другим втолкнули в подвал. Одного Егора придержали.

— Узнаёшь? — спросил его Лютый, кивая на дом, куда привели казаков. Егор ничего не ответил, хотя помнил, как именно отсюда он выскочил, увидев мёртвого, с красной пеной на губах отца ротмистра. А вслед ему неслись крики той проклятой бабы: — Помогите! Ловите его! Убил сокола, отравил, поганый выродок!

За казаками закрыли дверь из толстых неструганых досок, около неё встал на страже один из бойцов хоругви Лютого. Ротмистр оставил ещё четверых, для смены караула, остальных отпустил, и повёл Егора в дом. Руки у него не развязывали.

— Садись, где стоишь! — велел Лютый, заведя пленника в небольшую комнату. Казак огляделся, дверь, окно в частом переплёте, скамья, стол. Больше ничего.

— По рыцарским правилам надо с тобой поединок устроить, — Лютый, видя, что Егор не садится на пол, толкнул его к стене, а сам уселся на скамью, снял с себя перевязь с саблей, вынул из-за пояса пистолет и положил всё на стол: — Но ты отравитель, деньги хотел украсть, поэтому разговор с тобой будет простой. Ночью выведу из города, зарублю и в Неман сброшу. А казаков твоих завтра отправим на границу, там и отпустим. Добрых воинов трепать ни к чему.

Вошёл один из литвинов, внёс мешок Егора и бросил на пол.

— Обыщи его, — велел Лютый, сам встал, подошёл к двери и крикнул кому-то, чтобы принесли вина.

— Госпожа не приехала ещё? — услышал Егор, это ротмистр спрашивал у кого-то, видать, слуги, ответа он не услышал, но Лютый продолжил: — Когда приедет, мне сообщи сразу!

Литвин обшарил казака, нашёл за пазухой тамгу от Бельского, гетманский чубук, кису с золотыми и серебряными монетами, положил всё на скамью. Подумал, снял с Егора богатый пояс, доставшийся тому в бою за Уралом, и тоже бросил к остальному. Усмехнулся, нагнулся и вытащил из-за голенища засапожный нож. Покрутил в руках и воткнул его в стол.

— Иди, отдыхай, — отослал литвина Лютый. Взяв у слуги кувшин и чарку, уселся на скамью, налил вина и не отрываясь, выпил. И сразу налил вторую. Эту начал цедить понемногу.

Протянул руку, взял тамгу, почитал, шевеля губами, и отбросил на пол.

— Московская охрана тебе тут не поможет, — усмехнулся ротмистр.

Но к чубуку Острожского он отнёсся серьёзней. Прочитал, аккуратно положил на стол и задумался.

Егор переступил на месте, ноги стали уставать. Лютый поднял на него глаза, сурово посмотрел, и отвернулся к окну.

Дверь распахнулась, вбежал молодой парень. Не видя Егора, он бросился к ротмистру.

— Приехал! — крикнул он и обнял Лютого.

— Здравствуй, Максим, — тот поднялся и улыбнулся.

— А это кто? — парень увидал Егора. — Московский засыльщик?

— Нет, это мои дела, не надо тебе знать, — поморщился Лютый. — Где она?

— Приедет вечером, у матушки с отцом на могилках прибирается. Не ждали мы тебя так скоро.

— На неделю отпросился у каштеляна, — Лютый снова уселся. — Потом опять в Москву поеду.

Максим взял в руки гетманский чубук, быстро пробежал глазами.

— Ого! Коронный гонец! — сказал он и взглянул на Егора. — А почему ты его связал? Ведь нельзя их трогать.

Ротмистр поморщился.

— Да знаю я, — он забрал у парня грамоту. — Как быть, ума не приложу. Он моего отца отравил, помнишь, я рассказывал. Хотел его сказнить сам, но теперь не получается. Гетманский гонец, как никак. Узнает Острожский, не сносить головы.

У Егора прошла усталость, он опустил голову и принялся внимательно слушать, о чём толкуют Максим с Лютым. Может, и ночь пережить удастся, раз такие дела.

— Ну, а как он узнает? — пожал плечами Максим. — Если ты не скажешь, никто не расскажет.

— Казаки с ним, трое, их в подвале до утра закрыл, они то ни при чём, отпустить надо, они и могут сказать, — признался Лютый. Выпил махом чарку и налил снова: — Будешь? — предложил он Максиму.

Тот замотал головой, дескать, не хочу. Ротмистр постучал пальцами по столу.

— Не знаю, как быть, — он взглянул на Максима. — Ты грамотный, может, подскажешь чего?

Тут за дверью зашумели шаги. В комнату вошли двое — толстый, низенький, седой пан в рваном кунтуше и ботах, с ним долговязый мужик, в чёрном ободранном кафтане и грязных стоптанных сапогах.

— Писарь из ратуши с подвойтом, — решил Егор. — Кляузники. Им-то чего надо? Но чем больше народу меня видит, тем лучше. Да и Лютый уже остыл. Может, и выкручусь ещё.

Седой пан откашлялся.

— Пан ротмистр, — он чуть качнул головой в сторону Лютого. — Староста узнал, что ты четырёх злодеев повязал. Велел спросить, почему в ратушу не привёл, почему у себя держишь. Закон нарушаешь.

Лютый поднялся, багровея. Но тут Максим встал так, чтобы ратушные не увидали тамгу и чубук.