Княжья доля

Вдали и впрямь уже завиднелась небольшая, но уютная полянка, на одном конце которой паслись стреноженные кони, а ближе к дальним деревьям, хоронясь в теньке, лежали двое дружинников.

Епифан, прислонившись к стволу могучего дуба, что-то негромко с укоризной басил, обращаясь к Доброгневе, вовсю хлопотавшей у костра.

Та его, судя по всему, не очень-то и слушала, то деловито помешивая в котле, висевшем над костром, огромной деревянной ложкой, то что-то говоря Марфушке.

Ласково и неторопливо, как и подобает детям солидных родителей, шелестели от ветерка крепенькие зеленые листочки могучих дубов, окружавших полянку надежной безмолвной стражей.

Близ них не рос даже кустарник, понимая, очевидно, всю нелепость своего соседства с десятком великанов, бывших настороже и держащих наготове свои суховатые ветви, подобно мечам и копьям.

Странно, но мысли у Константина с Вячеславом и здесь совпали, поскольку капитан уважительно отметил, оглядев лесных богатырей:

— Ишь как застыли. В полной боевой готовности.

Однако едва Константин переоделся в новый наряд, заботливо извлеченный Епифаном откуда-то из самой глубины возка, и лег на войлок, который для него мигом расстелили близ разложенной на густой траве белой полотняной скатерти, как лесную идиллию прервал истошный крик и детский визг.

Константин завертел головой, пытаясь понять, откуда все это доносится, но вглядывался он в одну сторону, а его тезка, держащий за ухо грязного, оборванного мальчишку лет тринадцати, появился с другой, аккурат из-за возка, на котором они с Вячеславом только что подъехали.

— Вот. — Он небрежно толкнул пацаненка так, что тот пролетел пару метров и, не в силах удержаться на ногах, растянулся во весь рост, чуть не въехав головой в княжеский каблук. — Приглядывал за нами в лесу, княже. Может, беглый, или и впрямь грибки в лесу сбирал да заплутал. Да токмо какие грибки в мае? Строчки со сморчками? Опять же и буравка[41] при нем нет. А может, провидчик[42] у татей шатучих[43]? Тебе, княже, на них последнее времечко везет.

— Да не похож он на татя, — неуверенно протянул Константин, внимательно рассматривая мальчишку, резво вскочившего и настороженно глядевшего на них. — А ну, отрок, поведай нам, кто ты, чьего роду-племени. Да всю правду чтоб и без утайки.

— А вы кто? — ответил вопросом на вопрос мальчонка.

— Ишь прыткой какой, — буркнул подошедший Епифан и строгим тоном, не терпящим возражений, потребовал: — Сказано тебе, говори, кто ты есть. А то мигом казнь учиним, и повиснешь вон на том суку. — И стременной, добрейшей души человек, даже заботливо указал, на какой именно дубовой ветке будет висеть мальчишка в случае вранья.

Тот внимательно посмотрел вслед за указующим перстом Епифановой руки и, вздохнув, робко поинтересовался:

— А если не поверите?

— А ты так говори, чтоб поверили, — сказал Епифан.

— Ну, значит, так. — Мальчишка набрал в грудь побольше воздуха и, наконец решившись, выпалил: — Зовут меня Мишей, Михаилом, ну еще Минькой. Родился я на Рязанщине. Я изобретатель.

Вячеслав незаметно толкнул в бок Константина и уселся на траву, потому что ноги внезапно ослабели и перестали держать.

Впрочем, тычок этот был лишним. Константин и сам насторожился, как только услышал, что хлопец изобретатель — этого слова вообще не было в тогдашнем славянском словаре.

— Чего-о? — недоуменно протянул Епифан. — Ты тут на тарабарском языке не балабонь. А ну, рассказывай, где живешь, какому боярину или князю служишь и чего по лесу бродишь один? Или не один? — осведомился он угрожающим тоном.

— Один, один, — испуганно закивал Минька — звероватый вид стременного мог напугать кого угодно — и торопливо продолжил: — А к вам… по запаху пришел.

— Собака ты, что ли? — насмешливо хмыкнул один из дружинников.

— Есть хочется. Три дня ничего не ел, — смущенно потупился Минька, тут же с надеждой уставился на Константина и спросил: — А вы и правда князь? А какой?

— Константин я. Князь рязанский. Еще вопрошать будешь?

— А меня к себе возьмете на службу? Я много чего умею, правда. Я же оружейный изобретатель.

Константин вновь ощутил легкий тычок Вячеслава.

— Никак целый десант из двадцатого века выбросился? — удивленно шепнул тот.

— Ничего уже не понимаю, — недоуменно и тоже шепотом отозвался Костя и махнул рукой. — Ладно. Быть по сему. Может, и впрямь сгодишься. После поговорим. Дайте ему ложку, миску да на руки слейте, пусть хоть умоется, а то как поросенок.

Доброгнева, жалостливо глядевшая на мальчишку, услышав княжеское решение, довольно заулыбалась и, с силой помешав здоровущей ложкой в котле, заявила весело:

— А у нас и уха[44] уже подошла. В самый раз малец поспел. — И подмигнула ему ободряюще.

Тот благодарно улыбнулся ей и пошел умываться под неусыпным присмотром Епифана.

Константин и в дальнейшем постарался не касаться щекотливых тем, решив расспросить изобретателя обо всем подробнее в более спокойной обстановке, чтобы без посторонних ушей.