Княжья доля

— Бабка сказывала, что он токмо за лучшими из лучших охотится. И не за простыми людишками вроде меня, а такими, как ты, князьями да боярами. И уходят они в расцвете сил, а все хорошее, доброе, что им на роду написано было сотворить, вместе с душами их он сжирает и ликует без меры. Тогда земля трясется, ветра по ней страшные несутся, а Перун молоньями по нему хлещет, за своих детишек заступаясь, да все что-то не попадет никак. Потому и спросила я у тебя, княже, что невдомек мне глупой — за тобой он почему пришел?

«А ведь получается, что моя догадка вроде бы в самую точку», — подумал Константин и в свою очередь поинтересовался:

— А что, от него вовсе нет спасения?

Доброгнева отрицательно покачала головой и, вспомнив что-то, медленно произнесла:

— Бабка сказывала, что глаз у него нет. Токмо чутье, но не на запах, а на кровь. Вот потому-то он к тебе не глухой ночью заявился, а средь бела дня. Вон сколько из твоей раны руды горячей вылилось, потому и учуял тебя, проклятущий.

— Выходит, если кровь не проливать…

— Так не бывает, — отвергла ведьмачка. — Все равно рано или поздно али засапожником по пальцу невзначай полоснешь, али еще как. Иное дело — обмануть его. Тут можно попытаться.

— Как это?

— Другой кровью, — пояснила Доброгнева. — Тут главное, чтоб она родная была. Лучше всего брата или сестры. — И, отвечая на немой вопрос князя, пояснила: — Ежели родителей, так она течет медленнее, а у детей того человека, напротив вовсе, шибче. Он это чует и не ошибается. В старину, сказывала бабка, был такой князь прозвищем Мудрый, а имени его не ведаю я.

«Ярослав», — хотел было подсказать Константин, но не стал перебивать.

— У него, — продолжила ведьмачка, — брат был сильный да храбрый. Русью они вдвоем правили. По покону древнему, по правде, по совести. Людишек боярам в обиду не давали, от лихих степняков защищали крепко. Тварь оная за этим Мудрым впервой пришла, когда тот еще вовсе молодой был. Чудо спасло, токмо метка от встречи страшной осталась — охромел он. А потом вдругорядь. Возвернулся, значит. О ту пору князь этот с братом своим пировал. Вот тогда он и ошибся малость, братца прихватив вместо князя, который еще долго прожил потом и много славных дел свершил. Свезло князю. — И, чуть помедлив, добавила: — Но такое всего один раз и случилось.

А тем временем, пока они разговаривали, постепенно отходя от кошмара, приключившегося несколькими минутами ранее, объект их беседы стремительно уходил темными подземными коридорами далеко вглубь.

Ему не надо было прогрызать землю или как-то рыхлить ее, чтобы продвигаться все дальше и дальше. Тварь просто расслабляла свое тело до такой степени, что оно становилось почти воздушным, подобно привидению.

Можно сказать, что она парила как птица, но только не над землей, а в самой ее толще.

Легкие укусы родниковой воды на самом деле не могли причинить этому существу какой-то вред. Все равно как если бы человек залез в кусты крапивы, которая хоть и обжигает, но ведь не убивает.

Более того, если бы в воде не было примесей серебра, то она и вовсе не сумела бы повредить ему. Однако так уж сложилось, что с полгода назад, когда те же самые разбойники только-только пришли в эти места, то, пока добирались, спасаясь от ратников князя Ингваря, один из них, с двумя ранами в ноге, поотстал от своих товарищей и, споткнувшись в очередной раз, выронил холщовый мешочек, в котором хранил несколько гривен серебром.

Пропажу разбойник так и не заметил — было не до того. Придя же на место, он свалился в беспамятстве и скончался через пару дней, не приходя в сознание.

А мешочек, занесенный течением под одну из коряг, так и остался лежать на дне, совсем неподалеку от того места, где сейчас находился Константин. Ветхая ткань давно прорвалась, и вода, омывая кусочки серебра, бежала себе дальше.

Другое дело, что ныне серебро существенно отвлекло его от выполнения основной задачи — сожрать, поглотить, уничтожить. И оно отступило.

Временно.

Совсем ненадолго.

Отступило, чтобы впоследствии обязательно вернуться.

Существо, которое нельзя было назвать ни зверем, ни чем иным, никогда не выбирало самостоятельно своих будущих жертв. На это приходил приказ от неведомого и незримого хозяина. Только тогда начиналась охота за очередным жалким двуногим.

Поначалу оно даже не чуяло свою добычу и выжидало лишь случая, когда на поверхности тела жертвы проступит хотя бы несколько пятнышек крови. У каждого она была разная, отличная от других, хотя сходство, и порою очень сильное, имелось.

Оно никогда не знало, чем именно тот или иной не угодил Хозяину, даже не задумывалось над этим, как, собственно, и ни над чем иным.

Смысл жизни его тоже никогда не интересовал. Даже своей собственной.

Его вообще ничего не интересовало.

Существо не знало, когда появилось на Земле, не испытывало ни малейшего желания найти и общаться с себе подобными, да и были ли они на планете.

Мудрые знающие люди на Руси называли его Хладом, но на самом деле у него даже и имени-то не было. Он просто жил и время от времени выполнял получаемый приказ.