Княжья доля

Вихляй уныло оглядел колени и выдал последнюю жалкую попытку оправдания:

— Это я измазался, когда молился.

— Да ты ж, свинья, за всю дорожку и перстов-то ни разу ко лбу не поднес! — возмутился доселе помалкивающий Ярема и от всей души приложился своим крепким кулачищем, угодив аккурат в самую середину узкого лба Вихляя.

Тот как-то по-детски ойкнул и свалился к ногам Константина.

Князь лишь весело улыбнулся, довольный донельзя, что удалось так хорошо все закончить, однако счел нужным все-таки предупредить обоих обворованных:

— Он, конечно, дрянь человек, но забивать его не стоит. Покойник вам место, где гривны припрятал, никогда не покажет.

Ярема вздохнул досадливо и, легко ухватив лежащего без чувств Вихляя за ворот расшитой красным затейливым узором рубахи, непринужденно, без особых усилий потащил его за собой, направляясь к городским воротам. Следом за ним направился и Ермила, ворча на ходу:

— Вишь ты, хоть раз да приложился, а я так и того не успел. Эхма, досада какая.

Улыбаясь, Константин крикнул вслед:

— Эй, добры молодцы! А как же суд княжий?

Оба разом остановились, переглянулись и оторопело уставились на князя. Тот же кивнул Сильвестру, и старик, приосанившись, огласил приговор.

Согласно ему надлежало все Вихляево серебро поделить на две равные части. Одну отдать князю за правый суд…

При этом оба мужика согласно закивали, суля в один голос, что беспременно выполнят.

— Вторую же часть, — вещал вирник, — надлежит разделить промеж Яремы и Ермилы строго по чести.

Тут оба вновь переглянулись, буркнули что-то друг другу вполголоса, и Ярема обратился к князю с неожиданной просьбой:

— Нам в его гривнах поганых нуждишки нет. Ты, княже, лучше всю его долю себе забери.

— Негоже как-то будет, — усомнился Константин.

— Куда как гоже, — возразил Ермила. — Ежели бы не твоя мудрость, княже, он бы, гад болотный, все гривны наши до единой себе за пазуху бы положил. А так мы свое выручили, а чужого нам не надобно. Ему же половину оставлять, собаке эдакой, тоже нельзя. Это же иуда, коли он своих так безбожно обчистил.

И вновь удачная мыслишка осенила Константина.

— Пусть так, — махнул он рукой, соглашаясь. — Но половину эту, коль мой судья сказал, что ее по праву надлежит отдать торговым гостям, мы, без резы вовсе, вручим на год Тимофею Малому. Пусть эти гривны честному человеку помогут из беды выкарабкаться.

— Тоже славно, — одобрил решение Константина Ярема. — А мы с ним и с гривнами мигом обернемся, — заверил он князя, не выпуская шиворота Вихляя из могучих мозолистых рук, еще раз низко, до земли склонился вместе с Ермилой перед князем, благодаря его за столь славный и скорый суд, и направился к городским воротам.

Константин, продолжая улыбаться, медленно взошел на помост, тяжело уселся в кресло — жарковато было в нарядном строгом облачении — и повелительно махнул биричу.

Тот уже давно ожидал этой команды и вновь радостно взревел, мигом распугав ворон, опять испуганно взлетевших со старенькой церквушки:

— Есть ли еще охочие на княжий суд?!

Первый его выкрик, невзирая на громогласность, едва-едва пересилил довольный гомон толпы, обсуждавшей мудрость нынешних княжеских судебных решений и восхищавшейся ими.

Второй выкрик почти достиг цели, утихомиривая ликующий народ, а третий прозвучал уже в почти полной тишине.

Люди затаили дыхание, надеясь, что найдется еще кто-нибудь, желающий испытать на себе справедливость высочайшего судьи, но желающих больше не было.

Бирич после непродолжительной паузы повернулся к князю и виновато, будто сделал какую-то промашку, развел могучими руками.

— А почему дел было так мало? — поинтересовался Константин у вирника. — Понимаю, что княжество мое маловато, но неужто в нем везде тишь да гладь, да божья благодать.

— Да вишь ли, княже… — задумчиво произнес тот, колеблясь, говорить ли всю правду.

Однако общий порыв ликования как бы содрал с его души железную броню цинизма, а если и нет, то, во всяком случае, изрядно ее помял, и вирник, решив, что коли князь нынче пребывает в благодушном настроении, то этим не грех и воспользоваться и как-то осторожно, но сказать хотя бы часть правды.

— Сегодня ты судил по справедливости, вот народ и ликует без меры, а прежде ты свой суд вершил… — Он замялся, но Константин сам пришел ему на выручку:

— Не по правде, хочешь сказать?

Вирник опасливо посмотрел на князя и, еще колеблясь, лукаво заметил:

— Да нет, по правде, конечно, токмо правда, она разная бывает.

— И по какой же я судил? — не отставал Константин.

— Да все больше по боярской. Вот охотников идти на твой суд и поубавилось. А ныне… — И, не договорив, кивнул на толпу, до сих пор не покинувшую площадь, словно жалея расставаться с таким небывалым зрелищем, оказавшимся столь приятным для души.

— А тебе какая правда по сердцу? — пытливо поинтересовался Константин. — Холопья или боярская? — И, видя, что тот колеблется в раздумье, приободрил: — Ты не бойся говорить. Я не обижусь и опалу не наложу.

— Да мне более всего… — замялся вирник.

— Ну-ну?