Альма схватил четки, лежавшие на драгоценном топчане, и запустил ими в Кархана.
— Молчать столько времени о тайных разговорах с ней!
Кархан ловко поймал четки и, улыбаясь, ответил:
— Но главное, я не уверен теперь: с самой ли Экийей я говорил.
— Это еще почему? — вскипел Альма и подумал: «Мои тараны третий месяц пытаются пробить валы этого хитрого русича, а они словно из камня сделаны! Не поддаются ни снаружи, ни сверху! Чем он их скреплял, проклятый! Столько стрел улетело впустую за этот бесов вал! А варязе подбирают стрелы и ими же обстреливают моих лучников! И всё из-за этой бабы!»
Кархан стоял на своем:
— Она так внезапно исчезла. Я довел ее до развилки тропинок, где встретил ее, и не успел вскочить на коня, оглянулся, а ее уже нигде нет! Как сквозь землю провалилась!
— А почему только сейчас об этом говоришь? — закричал Альма.
— Боялся, что ты сумасшедшим меня сочтешь! — буркнул Кархан. — Я ведь и дозорных потом всех опросил, не видели ли они ее.
— Ну и что они сказали?
— Ничего! Один вдруг уснул прямо у дороги, другой вообще смотрел на меня и все кричал, что видел Дива…
— Что-о-о?! — не поверил Альма.
— Да, говорит, по лесу Див ходил и все плакал… Огромный, лохматый, как медведь, и плакал…
— Видать, действительно темная сила нас попутала, — тяжело вздохнул Альма и, еще раз горестно вздохнув, беспомощно спросил: — Что делать-то будем, племянник?
Кархан поскреб щеку и, подумав, предложил:
— Давай пошлем Новгородцу-русичу гонца с просьбой пропустить нас через Днепр и уйдем из этих мест!
Не то он подтянет свои дружины к нашему стану, а мы, чую, не дождемся никогда Подкрепления от хазарского хана.
Альма отложил четки и внимательно посмотрел на племянника. Немного подумав, он спросил:
— А может, рассказать Новгородцу о визите Экийи в наш стан? Может, он выдаст ее для расправы?! — И толстое лицо воеводы расплылось в хитрой улыбке.
Кархан в сомнении покачал головой и, пощадив уши дяди, сдержался от колкого замечания.
Бой за валы вокруг Киева продолжался с удвоенной силой…
Олаф принял гонца от мадьяр, когда они уже перестали надеяться на это.
У подножия Угорской горы, которая получила новое название из-за незваных пришельцев, осенним теплым вечером встретились два посольства. Тревожные лица мадьяр говорили об одном — они устали от бесплодной осады Киева, а двинуться на юг не могут! Сто тридцать поприщ порогов Днепра не одолеть никому, а перебираться по суше мадьярам тоже нельзя, так как русичи замкнули внешнее кольцо обороны, построив еще деревянно-земляные сооружения и скрыв в засаде метких лучников и секироносцев, охраняющих валы от прорыва мадьярской конницы. Не ожидали угры, что Новгородец-русич наделен богами таким могучим духом и разумом, не растеряется и не сникнет от несметного полчища врага. Воевода Альма просит киевского правителя проявить великодушие по отношению к мадьярам и с добрым сердцем выслушать его нижайшую просьбу.
Послом от воеводы Альмы был его племянник.
Перед Стемиром, Свенельдом и Руальдом склонили головы вслед за Карханом и другие сподвижники угорского владыки и приветствовали дружинников Новгородца-русича слабым взмахом правой руки в направлении от левого плеча к земле. Головные уборы из черно-бурых лисиц колыхались от каждого движения владельцев и пленяли воображение русичей. Черные, карие и серые глаза глядели исподлобья, настороженно, а пестрая длиннополая одежда развевалась на ветру.
За Олафом в боевой позиции находился отряд секироносцев и не упускал из виду ни одного жеста угров.
Стемир внимательно выслушал просьбу Альмы, переданную Карханом тяжелым языком, пересыпанным турецкими и словенскими словами, и повторил ее для точности сам:
— Стало быть, вам нужна гладкая дорога для вашей лихой конницы? Ну, тогда мы вас проводим через степи полян к степям хазар! — улыбнулся он.
— Н-нет! — в один голос отказались просители.
— А-а! — догадался Свенельд. — Им там делать нечего, ибо хакан не простит им такого предательства!
Кархан окинул Свенельда беглым злым взглядом и хмуро заметил:
— Ти осведомлен кьюсо. Мы не хотим встреч с хакан.
— Ну, а как мы вас пропустим через Киев? — возмущенно спросил Стемир. — Ладно, это пусть решает Олаф, — пробурчал он затем про себя и, обратившись к угорскому посольству, хмуро спросил: — Это все?
Кархан, немного помявшись, тихо ответил:
— Не фсе.
— Что еще?
— Нас заманила сюда Экийя… Альма хотел бы получить ее, — тяжело выговорил Кархан и увидел, как закаменело в ответ лицо посла Новгородца-русича. — Ты поняль?
— Да! — ответил жестко Стемир. — Я передам об этой просьбе князю. «Не хватало еще только идти на поводу у этих лиходеев!» — зло подумал Стемир и, внимательно оглядев еще раз сородичей Экийи, укоризненно качнул головой.
— Белые мадьяры просят киевского князя принять к сердцу их просьбу и помочь выполнить ее! — вдруг на чистом словенском наречии проговорил Кархан и низко поклонился Стемиру и его друзьям, которые невольно подтянули кольчуги и локтевые щитки.
— Мы не способны на коварство, — заверил Кархан русичей и первым отошел к своему коню.