КЛОДЕТ СОРЕЛЬ

- Шкуру спасал! – авторитетно заявил Николай Ильич. – Другие на смерть шли, жизни не жалели ради пролетарского дела. А этот – шкуру спасал.

- Особенно ты не жалел! – закричал Стоянович.- Видел я тебя в Самаре, как ты жизни не жалел, всей-то разницы между нами, что вовремя смылся.

- Ну, и кто может подтвердить наличие такого сверхсекретного плана? – остановив жестом перепалку, поинтересовался старший.

- Никто. Знали только двое – я и Свердлов. Вы же жене моей не поверите? Она тоже знала.

- Не поверим, - подтвердил Филин. – И пока у нас нет никаких оснований и тебе верить. Так что, если спросят меня – скажу: Костя Мячин свое отсидел, старые грехи перед народной властью искупил. Но рекомендацию в партию я ему не дам. Не могу я доверять такому человеку.

 

- Видал? – веселился Финкельштейн на обратном пути. – Вот она, старая гвардия – любо-дорого посмотреть. Несгибаемые борцы за светлое будущее, честное слово. Старого товарища раздавить – только дай, зубами порвут!

- А тебя-то зачем звали? – спросил Кузин. Кое-какие мысли крутились у него в голове, но он пока никак не мог ухватить нить и понять, что же его так задело.

- Как это «зачем»? Я же представитель органов, чекист! Кто как не я может дать оценку зловредности персонажа? - Финкельштейн захохотал. – Скажи, Кузя, вот дали бы тебе возможность высказать мнение по поводу старого большевика Константина Алексеевича Мячина, он же Стоянович, он же Василий Васильевич Яковлев, что бы ты сказал? Можно ему верить?

- Думаю, можно, - неуверенно начал Кузин.- Почему же не верить? Вроде, рассказывает он все складно, концы с концами сходятся, логика присутствует.

- То-то и оно, что слишком уж все логично. А вообще – черт его знает. Как ты думаешь, зачем он поезд с царем на восток повернул? На самом деле Уралсовета испугался или темнит, а?

- Не знаю, - Кузин задумался. Вот оно – то, что не давало ему до конца разобраться в услышанном.

– Мы с тобой, конечно, в гражданскую под стол пешком ходили, всех тонкостей не знаем, но мне кажется, что точно такой же разговор по прямому проводу со Свердловым мог состояться и в Екатеринбурге, правда?

- В Свердловске, - поправил Финкельштейн.

- Тогда-то он был Екатеринбург, правда? Так вот, думаю я, что комиссара из центра они сходу из трехдюймовок расстреливать бы не стали, связались бы с центром, для этого не надо было в Омск ехать, телеграф он телеграф и есть, что в Омске, что в Свердловске.

- Тогда-то он был Екатеринбург! – передразнил его Финкельштейн. И они рассмеялись, топая по ночной Москве.

 

Утро не выспавшийся помощник оперуполномоченного решил начать с дела этой самой Ивановой-Васильевой – пока еще свежи в памяти воспоминания о вчерашнем вечере. За то время, что ее вели к нему на допрос, открыл тонкую папку, снова перечитал «сопроводиловку» из Ялты. Протокол медицинского осмотра задержанной… Так, это понятно, она же женщина… Это тоже… А вот это – интересно: «В области нижней трети обеих костей плеча имеются обширные мягкие рубцы, согласно заключению специалиста, огнестрельного происхождения. В верхней части груди – следы застарелых проникающих пулевых ранений. Под волосами - глубокий рубец, возможно также огнестрельного происхождения»… А в девушку-то нашу стреляли, оказывается. Любопытно.

Наконец, привели арестованную. Надо же, по документам она всего на 6 лет старше его, а выглядит, будто на все 10. Какая-то помятая вся, потухшая. Глазищи, правда, выразительные, огромные, серые, но какие-то прозрачные, как у безумных. Может, она и правда, того? Но это что-то уж совсем просто. А тут надо бы разобраться.

Кузя достал бланк протокола допроса, обмакнул перо в чернильницу, приготовился заполнять.

- Фамилия, имя, отчество?

Женщина подняла на него свои большие глаза, долго смотрела, не отвечая. Кажется, она только сейчас заметила, что в комнате кроме нее есть кто-то еще.

- Там написано, - тихо ответила она. Голос у нее был тихий, из тех голосов, к которым надо прислушиваться, чтобы понять, что говорит собеседник..

- Я знаю, что там написано, - строго сказал Кузин. – Я хочу услышать это от вас лично. Будьте любезны, назовите себя.

Ему приходилось допрашивать этих, из бывших, и он по опыту знал, что обращения: потрудитесь, будьте любезны, не изволите ли – действуют на них безотказно. Не ожидают такого от рабоче-крестьянского оперативника, теряются.

Арестованная пожала плечами.

- Пожалуйста. Иванова-Васильева Надежда Владимировна.

- Это ваши настоящие имя и фамилия?

- Нет.

Ну, кажется, пошло дело!

- Каковы же ваши истинные фамилия, имя и отчество?

- Романова Мария Николаевна.

Вот те на!

- Вы утверждаете, что являетесь дочерью бывшего царя Николая Второго?

- Да. Я дочь Николая Александровича Романова, государя императора…

- Позвольте, - торопливо перебил ее Кузя, невольно подстраиваясь под ее манеру изъясняться. – Но на следствии в Ялте вы утверждали, что вы – Анастасия Николаевна Романова, младшая дочь Николая?

Она пожала плечами.

- Пусть будет Анастасия, мне все равно.