Перед дорогой подкрепились. Зеленин засунул за пазуху наган – последнее, что его связывало с прошлой жизнью. Да еще фуражка, в которой на месте вынутой кокарды светился невыгоревший овал. Подхватил мешок. Клодет тоже оделась в дорогу – по-простому, без затей, даже сапожки натянула самые невзрачные, на очень низком каблуке. Повязала голову платком, глянула в зеркало – Господи, волжская купеческая дочка, хоть сейчас в пьесу Островского. Из вещей взяла самое необходимое – всего один чемодан. Сначала хотела два, но Андрей так посмотрел, что решила обойтись. «Еще выпорет!» - подумала, и маленький дракончик внизу живота обрадованно полез вверх, но она бесшумно прикрикнула на него, и он снова спрятался. До лучших времен.
Сесть удалось только в состав, уходящий на Нижний. Повезло: их даже не остановил воинский патруль, подозрительно рассматривавший всех покидавших древнюю столицу. У каждого второго проверяли документы. Но Андрея и Клодет Бог миловал.
Вагон был забит какими-то страшными толстыми бабами в бесформенных одеждах, которые разговаривали исключительно криком. Отвратительно воняло потом, несвежим дыханием, чем-то тошнотворно кислым. Клодет подумала, что сейчас рухнет в обморок, но передумала: не тот случай. Хватит изображать из себя барышню. Коли уж, несмотря на весь столичный опыт и все переживания, она выглядит как купеческая дочка, то и вести себя будет соответственно. Всё, с прошлым покончено.
Андрей протолкался в закуток вагона, втянул за собой Клодет, усадил ее на свободный уголок скамейки, сам примостился рядом на чемодане. Напротив сидел интеллигентного вида человек в пальто с бараньим воротником, в шапке пирожком. Наглый такой. Нацепил пенсне, бесцеремонно оглядел Клодет, спрятал пенсне во внутренний карман.
- Супруга? – кивнув на нее, спросил у Андрея.
- Супруга, - спокойно ответил тот. У Клодет стало тепло внутри. Даже жарко стало. Она, конечно же, много раз представляла себя женой Зеленина, вернее, не женой, а невестой. Вот она идет в венке с фатой в церковь, держит его под руку, он в парадном мундире, а вокруг все кричат и радуются. Такая пошлость. Дура она все-таки. Как была купеческой дочкой, так и осталась. И вообще, он не предлагал, а она не торопилась. Зачем? Они ведь и так вместе. А все эти свадьбы – это пережиток!
- Красивая, - отметил противный в пирожке.
- Красивая, - подтвердил Андрей и, глядя прямо на собеседника, добавил. – А вам не кажется, что это несколько неприлично подобным образом отзываться о чужой жене? Вам не кажется, что вы перешли некую грань, и теперь я буду вынужден требовать извинений для нее и удовлетворения для меня.
- Ух, какой горячий! – нагло рассмеялся «пирожок». – Наверное, офицер. Офицер?
Андрей промолчал.
- Конечно, офицер. Выправка, стать, взгляд. Краса и гордость армии. Кокарду снял, погоны снял, сел в паровоз и побежал. Армию развалили, полстраны немцам отдали, царя потеряли, правительство защитить не смогли. Зато при супруге.
Андрей напрягся и попытался встать. Клодет положила ему руку на плечо, остановила. Сделала знак глазами: не обращай внимания.
- Правильно, барышня, правильно вы его останавливаете. Пусть послушает господин боевой офицер без погон и без солдат. Чем командовали? Взводом, ротой?
- Батальоном.
- Ого! И много накомандовали, прежде, чем открыли фронт германцам и привели их шпионов к власти?
Андрей стиснул зубы, но держался. Вот уж что им сейчас совсем не нужно было, так это скандал. Клодет время от времени сжимала его плечо, как бы успокаивая. А собеседник все не унимался.
- Что, не нравится? И мне не нравится. Была у нас великая империя, мощная, сильная, все нас уважали, а, главное, мы сами себя уважали. А теперь все рухнуло. Из-за вас, между прочим, и рухнуло, господа офицеры. Не из-за либералов, как бы вы их ни ненавидели, не из-за интеллигенции, которую вы давили, да не передавили - и не передавите, не мечтайте. А вот из-за таких красавцев-офицеров, которых считали опорой трона. Ни один из вас не смог ни немца остановить, ни большевика. Один Корнилов хоть что-то пытался, и того не поддержали, предали. Все профукали, не при даме будь сказано. Ничего не смогли защитить, ни себя, ни семьи свои, ни народ, ни страну. Ненавижу вас. И вообще всех ненавижу.
«Пирожок» посмотрел на них – и вправду, похоже, с ненавистью, и отвернулся, уставился в окно. Андрей неожиданно перестал напрягаться – Клодет прямо почувствовала, как облегченно обмякло его плечо под ее ладонью. Зеленин усмехнулся.
- А вам не кажется, что вы перекладываете на наши плечи то, чего сами не сделали, господа либеральная интеллигенция? Если вас интересует мое мнение – оно вас, конечно, не интересует, но я все равно скажу – страну до черты довели именно вы. С больной головы, как говорится, на здоровую перекладываете.
«Пирожок» ничего не сказал, вообще никак не отреагировал, смотрел в окно, молчал.