КЛОДЕТ СОРЕЛЬ

- С ума все посходили, - Стоянович снова забегал по комнате. «Нервный какой!» - подумал Кузя.

- Какой Колчак, вы в своем уме? Адмирал в это время еще в Америке сидел и ни о чем таком не помышлял! Он в Омск только в октябре приехал.

- Ну да, тебе ли не знать! – съязвил Николай Ильич. – Ты ж к ним как раз в октябре и перебежал.

- У вас у всех память поотшибало, что ли? В октябре была Директория, а Колчак стал Верховным в ноябре только.

- Вот я и говорю: кому ж помнить-то, как не тебе, - не успокаивался пожилой дядечка. – Кому сдавался, для кого воззвания писал. Контра ты, Костя.

Стоянович предпочел на этот раз не реагировать, только зубы стиснул.

- Ладно! – остановил Николая Ильича старший. – С этим разберемся еще. Так зачем ты на Омск повернул? Куда собирался?

-Момент был такой, - сухо ответил Стоянович. – Никак мне нельзя было на Екатеринбург ехать.

- Объясни.

- Так слушайте тогда, а не спрашивайте глупости! – взорвался Стоянович, но быстро взял себя в руки, оправил гимнастерку и начал:

- Яков дал мне задание привезти царя в Москву. Сами понимаете, путь из Москвы в Тобольск и обратно – через Екатеринбург, а у меня с уральскими товарищами вышел небольшой конфликт.

- Что за конфликт? – поинтересовался кто-то из присутствующих.

Стоянович помолчал, переживая старую обиду.

- Я был назначен военкомом Уральской области. А когда приехал, то меня выгнали взашей – мол, есть у нас уже один такой.

- Кто?

- Голощекин[11], кто.

- Филипп?

- Он самый.

- И ты что, обиделся?

- А ты бы не обиделся? Я прислан из центра, я им не хрен собачий, а представитель верховной власти – а они меня - взашей. Конечно, обиделся.

- Вот в этом, Мячин, вся твоя проблема! – назидательно сказал Николай Ильич. – Ты личное ставишь выше общественного. Так нельзя. На кого ты обиделся? На старых испытанных товарищей? На тех, с кем вместе революцию готовил?

- Да брось ты, Николай Ильич, - отмахнулся Стоянович-Мячин. – Обида – дело личное. А вот то, что я после этого делом занялся, пригнал в Питер целый эшелон хлеба – это уже дело общественное. И я с ним справился.

- Вот и молодец, - оборвал старший, которого все звали Филином. – Так ты расскажи, почему тогда с царем на Омск повернул? Сбежать хотел?

- Да что вы заладили: «сбежать!», «сбежать!» - снова занервничал чекист. – Вы же меня все время перебиваете!

- Всё, всё, - примирительно сказал Филин. – Рассказывай.

Стоянович помолчал.

- Задание было – привезти Николая в Москву. Вроде, готовили суд, чтобы все было как во Франции, с Людовиком. А в Тобольске стояло в это время два отряда – омский и екатеринбургский, и каждый пытался заполучить царя себе. Чтобы, значит, не в центр его везти, а прямо там, на месте и порешить. И тогда вся слава избавления России от Николая Кровавого им бы досталась. Это понятно?

Присутствующие закивали. «Конечно, понятно, - подумал Кузя. – Что уж тут не понять. Узурпатора к ногтю, раздавить прилюдно, чтобы все знали – страна теперь свободна от всяких там самодержцев».

- Вот. А у меня задание – везти в Москву. Со мной – сотня испытанных ребят еще с Боевой группы. Ну, вы помните.

Присутствующие снова закивали, зашумели, заулыбались. Вспомнить лихую юность всем было приятно.

- И мешок денег от Андрея – жалование охране. Мол, новая власть благодарит вас за службу, выплачивает все положенное и можете идти по домам. Поэтому гвардейцы охраны омичей и екатеринбуржцев гоняли почем зря, а со мной этот номер не прошел. Я им все выплатил, до копеечки. Весь мешок. Поэтому они меня поддерживали во всем, а как же! Вот командир уральцев, Заславский, на меня сильно и озлобился. И, честно сказать, было за что.

Стоянович улыбнулся.

- В общем, когда он узнал, что охрана отдает Николая мне, разозлился страшно. Их-то с омичами гвардейцы даже близко не подпускали. Войско Кобылинского - бывалые вояки, фронтовики, при пулеметах и выучке. Дисциплина хоть и расшаталась, но с вольницей красной гвардии не сравнить. Так что пришлые вояки ругаться – ругались, а подойти боялись. И тут приезжаю я, красивый сам собою, при маузере и бомбах – пойди, возьми меня голыми руками! Ну, этот прыщ из Екатеринбурга мне и говорит, мол, мы тебя по дороге поймаем и убьем, и тебя убьем, и царя убьем.

- Ну и хрен бы с ним, - проронил кто-то. – На что тебе тот царь сдался-то?

- Говорю же тебе! У меня задание привезти его в Москву. Живым. Партийное задание! От Председателя ВЦИК, не от хрена моржового. А я приказы партии не обсуждаю, а выполняю. И беспрекословно.

В комнате стало тихо. «Смотри какой! – уважительно подумал Кузя. – За словом в карман не лезет, на всякий вопрос есть ответ, как ни относись к нему, а – уважаю!». Он пока благоразумно помалкивал. Как и Финкельштейн, впрочем. Хотя Финкеля-то как раз и позвали мнение высказать, а вот Кузино мнение никого не интересовало.

- Но у него, как вы видите, ничего не вышло. Я оказался проворней, перешел Тобол до того, как он очухался, и на следующий день был уже в Тюмени, где меня ждал литерный поезд.