Клювы

– Полковник, лунатизм никак не связан со сновидениями. Лунатики ходят потому, что у них нарушена система возбуждения. Панические атаки, автоматические двигательные навыки не зависят от того, видит ли человек сон. А это, – Таити кивнул на жалюзи, – никак не связано с наукой.

– Что вы хотите сказать?

– Если сон, по мнению поэтов, это спуск, то господин Канбэ спустился в Марианскую впадину. В некий… обитаемый ареал.

– Почему обитаемый?

Профессор уклонился от прямого ответа:

– Вы любите аниме? – Вопрос застал врасплох. Сато замычал и помотал головой. – В одном давнем аниме есть персонаж – Баку. Сценаристы позаимствовали его из фольклора. Это химера, смесь слона, тигра и носорога. Но в аниме он стал милым тапиром. Баку пожирает дурные сны. Вот чья помощь нам пригодилась бы.

Сато не улыбнулся:

– Но должны же существовать способы!

Тоути проговорил безмятежно:

– Мы не успеем их найти. Не забывайте. Мы сами скоро заснем. И впустим его в наши сны.

– Я читал. Рекорд бодрствования – одиннадцать дней.

– Мы не продержимся и треть этого срока. Завтра мы почувствуем упадок сил. Послезавтра нас будут мучить галлюцинации. Через шестьдесят часов – кошмары наяву. Организм будет вырабатывать индолы – такие самопальные марки ЛСД. Дальше – деперсонализация. Мы забудем свои имена.

Профессор отодвинул ящик стола и швырнул перед Сато тонкую стопку бумаг.

– Демоны, – сказал он задумчиво, – гипнотизеры… вот кем здесь пахнет. Это же бред, что Луна влияет на сомнамбул. Но, полковник… Это началось не в ноль часов ноль минут по среднеевропейскому времени, как пишут газеты. Двадцать четвертого числа в Италии, в Бельгии, в Аргентине были задокументированы случаи лунатизма. Сомнамбулы прыгали из окон, грызли свои запястья, кидались под машины. В Праге бизнесмен стесал губы об асфальт. Но эти еще никого не убивали, и их в итоге удавалось разбудить. То же самое наблюдалось двадцать пятого. Южная Америка, Киргизия, Новая Зеландия… Позавчера моя жена ходила во сне. Она думала, что сжимает в руке нож, и била им меня в грудь.

Полковник выпустил распечатки из рук. Профессор продолжал, доставая серебристый диктофон:

– Будто что-то искало лазейку в наш разум. Двадцать четвертое – тринадцатый и четырнадцатый лунные дни. Спутник Земли освещен на девяносто шесть процентов. Двадцать пятое – четырнадцатый и пятнадцатый лунные дни. Девяносто девять процентов. Сегодня – полнолуние. И оно нашло путь.

– Оно?.. – ошарашенно повторил Сато.

– У господина Канбэ присутствует фоновая активность. Он реагирует на окружающий мир. Анализирует часть поступающих сигналов. Я задал ему несколько вопросов. – Тоути выдержал паузу. – Баку, полковник. Тапир Баку. Вот кто нам поможет.

Профессор щелкнул кнопкой и спросил – уже из динамика диктофона:

– Зачем ты убил свою жену, Митико? Зачем?

Голос лунатика был блеклым и глухим:

– Оно приказало мне.

– Назови его имя.

– Песочный человек. Лунное Дитя.

4.9

Грузовик они оставили на парковке модерновой новостройки, в нескольких кварталах от пункта назначения. Промышленный район Высочаны не привлекал туристов. Казалось, кошмар пощадил его. Но стоило присмотреться…

Пустые дворы. Пустые улицы. Шелестящие кронами деревья в пустом парке.

Столб дыма, вздымающийся, как вражеский флаг над военным аэродромом. Ни трамваев, ни проезжающих машин. И в окнах элитных высоток, за бликующими стеклами – силуэты окоченевших людей.

Как преступники, хоронясь в тени, шестеро неспящих пробежали рысцой к двухэтажному дому под красной черепицей. Прежде Корней мечтал поселиться в таком.

Пока хозяин искал ключи, Корней и Оксана познакомились с водителем. Камила была платиновой блондинкой средних лет, крупной и круглолицей.

– Добро пожаловать! – Филип отворил двери.

Огромная светлая квартира была заставлена холстами – настоящий выставочный зал.

– Так вы художник?

– Типа того, – улыбнулся Филип.

– Очень красиво! – восхищенно воскликнула Оксана.

Корней решил, что не все потеряно, если искусство еще способно захватить. Гости вертели головами, рассматривая картины. Лишь синевласка Вилма рухнула на диван. Выглядела она плохо и постоянно чесалась. Голые ключицы исполосовали царапины. Вилма принюхивалась и морщилась, хотя Корней не чувствовал никаких неприятных запахов.

– Кто эта девушка? – Камила обвела жестом холсты. Героиня большинства полотен явно писалась с конкретной натурщицы.

– Моя жена. Яна.

– Она красивая, – по-чешски сказала Оксана.

– Да, невероятная. Ее не стало девять лет назад.

Художник использовал все оттенки красного, чтобы передать рыжее пламя волос и шелк развевающихся платьев, отчего создавалось впечатление, что стены мастерской объяты пламенем.

– Но, друзья, – сказал Филип, – никто не любуется живописью на голодный желудок. Девчонки, вы поможете старику?

– Спрашиваешь! – закатила рукава Камила.

Корней перевел для Оксаны, она закивала, с готовностью последовала за хозяином на кухню.

Альберт присел возле Вилмы. Улыбнулся Корнею:

– Вы не чех, правда?

– Украинец.

– Чудесное произношение. Чем занимаетесь?

– Работаю в издательстве. Или работал.