Мексиканские скелеты и мультяшные персонажи на предплечьях Вика были изрядно подпорчены воспаленными ранками. От него воняло потом и болезнью.
– Камила! – Филип забарабанил в стекло. – Тормози!
– Нормально. – Вик пялился на грудь Оксаны. Она ссутулилась, съежилась под сальным взглядом. – Сука, как же нормально!
Грузовик встал посреди пустого шоссе.
– Выметайся! – отчеканил Филип.
Глаза парня округлились:
– Ты чего, старик?!
– Вон!
– Да ты меня не так понял! – Вик улыбнулся примирительно. – Я нормальный, брат. Просто волнуюсь в компании незнакомых людей. Вы привыкнете.
Филип встал во весь рост. Альберт и Корней последовали его примеру.
– Ты оглох? – спросил Корней.
– Я вас услышал! – Вик хлопнул в ладоши. Подобрал рюкзак, поклонился Вилме. – Дамы! Вынужден идти.
Протискиваясь мимо Оксаны, он громко щелкнул языком. Девушка вздрогнула, Вик расплылся в улыбке.
– Карма настигнет вас, – сказал он, соскакивая на асфальт. – Бог все видит.
Грузовик поехал прочь. Тощий человек на шоссе захохотал и принялся отплясывать какой-то безумный танец.
Первым лунатиком на островах стал студент-биолог по имени Такуя Мидзусима. После автокатастрофы он пролежал в коме неделю, но очнулся двадцать шестого августа, не дожидаясь ночи, – в тринадцать сорок и попытался убить родного брата. Часом позже пациент, которому удаляли желчный пузырь, встал с операционного стола и набросился на хирурга. Он был слаб и истекал кровью, но потерявшая сознание медсестра пришла на помощь – они убили троих, прежде чем были расстреляны в упор полицейскими.
Император Акихито выразил соболезнование родственникам погибших и попросил не паниковать.
Улицы городов опустели. Токийцы запирались в квартирах и выбрасывали из окон ключи. Фотограф «Емиури симбун» фотографировал усеянные ключами газоны.
Выпуски новостей отдавали медным запахом крови. Репортажи из Нью-Йорка напоминали блокбастер с пометкой «18 +».
На Алтае шаманы проводили свои ритуалы. Кардиналы обращались к католикам с проповедями. Далай-лама призвал человечество не проливать кровь.
Распространялись истории о том, как лунатики забрели в храм кришнаитов и начали танцевать вместе с прихожанами. По другой версии – зашли к свидетелям Иеговы и молились с ними хором.
На экранах лидеры Южной и Северной Кореи обсуждали приближающиеся сумерки. Но гораздо больше шума наделал новый ролик Карающей Длани «Хороним Америку». Обсуждали не содержимое, а внешний вид блогера и то, как часто он запинался.
В приемной института беззвучно работал телевизор.
Словно маркиза де Сада пустили к компьютеру, и он выстучал бегущую строку.
Дональд Трамп выступал в прямом эфире. Он забыл причесаться.
«Что же, – подумал профессор Таканори Тоути, – в отличие от меня, этой ночью он наверняка не спал».
За панорамными окнами полыхало закатное зарево.
– Ты видел его? – спросила Ю.
Связь прерывалась.
Профессор кивнул, словно жена находилась перед ним, а не на другом конце Токио.
– Ты что, киваешь?
– Да, прости. – Он улыбнулся. За сорок лет брака Ю выучила все его привычки. – Да. Видел.
– И как он выглядит?
– Обычно. Как ты, как я. Как любой спящий человек.
– Ты пробовал его разбудить?
– Я… я полагаю, это не телефонный разговор.
– Да, конечно. Я старая дура.
Шаркнули, открываясь, створки лифта. Статный мужчина в военной форме появился на этаже. Полковник Сато. Именно он организовал перевоз подопытного образца.
– Ты поела? – спросил Тоути.
– Нет аппетита.
– Поужинаем вместе, когда я вернусь. Как ты себя чувствуешь?
Он вспомнил Ю, замершую посреди комнаты, тыкающую ему в грудь воображаемым ножом. Нимб лунного света за растрепанными волосами.
Вспомнил, как уходил утром из дому, поцеловал ее в сухие губы, в тончайший лен кожи у самой мочки. Как запер снаружи дверь – точно посадил жену под домашний арест.
– Спрашиваешь, не хочу ли я спать? Нет, я собираюсь посмотреть парочку фильмов и приготовить что-нибудь из тайской кухни.
– Звучит здорово.
Сато вежливо ожидал у лифта. Тоути поманил его жестом.
– Мне пора.
– Я люблю тебя.
Ю отключилась.
– Добрый вечер, профессор. Приятно встретиться с вами снова.
– Жаль, что при таких условиях.
Большую часть жизни Тоути изучал сон и написал шесть книг по сомнологии. В семьдесят два года он готов был сжечь их все и признать, что ничего не смыслит в своей профессии.
Он много думал сегодня – как и всегда.
Он думал о первых обитателях суши, чешуйчатых и костистых. Колонизируя враждебную землю, они подвергались резким перепадам температуры: холодными ночами падала скорость биохимических реакций, и первопроходцы цепенели до утра. Эти колебания от активности до бездействия, пройдя эволюционные витки, передались людям и теплокровным животным. Наши предки не могли охотиться во мраке, они выбрали темное время суток, чтобы отсиживаться в пещерах, пока хищники рыскают по лесам и долинам. Чтобы отдыхать.
Многие столетия сон оставался для человечества тайной, и только самонадеянные дурни двадцатого и двадцать первого веков решили, что разгадали ее.