Читаем Ключи судьбы полностью

– От внучки? – в еще большем изумлении повторил Олег, не взяв сразу в толк, о ком может идти речь. – Ну давайте его сюда, посмотрим.

Разговор прервался. Все у костра ждали, с любопытством глядя во тьму. Со стороны реки, где располагался один из дозоров, показались два гридя, а между ними шел еще кто-то – невысокого роста, в простой серой свите, как носят весняки, в плаще, называемом в этих местах «коц», в валяной шапке, низко надвинутой на лицо. Один из провожатых нес котомку, явно принадлежащую незнакомцу, другой – небольшой рабочий топор, видимо, его же.

Когда он вдруг выдвинулся из тьмы, Величана вздрогнула: встал перед глазами израненный непогодой деревянный чур с забытого жальника. В шапке и плаще, скрадывавшем очертания тела, пришлец очень его напоминал.

Шага за три до бревна, на котором сидел Олег Предславич, провожатые остановили незнакомца.

– Будь жив, княже! – Тот поклонился, сразу выбрав Олега Предславича из сидящих перед ним, хотя одеждой тот не выделялся – разве что ростом.

И выговор ночного гостя, и обращение указывали на то, что он здешний, деревский, из подданных Олега.

– И ты будь жив, – кивнул Олег. – Что у тебя за нужда?

– Шапку сыми, – подсказал гридь с топором.

Из-под шапки и впрямь был виден только нос и клочковатая небольшая борода.

– Я бы снял, – незнакомец оглянулся на него, – да как бы людей не напугать.

– Не из пугливых мы, – усмехнулся Жилоня. – Не с бородой же твоей князю разговаривать.

Пришлец стащил шапку. Когда он поднял лицо, вокруг костра прокатился изумленный возглас; Величана ахнула, откинулась назад, чуть не упав с бревна, так что Лют едва успел ее подхватить и посадить обратно.

Перед ними стоял человек средних лет – от тридцати до сорока. Голова его со лба наполовину облысела, лицо покрывали морщины – не от возраста, а от тяжелой жизни. Все лицо пересекал глубокий шрам – от брови до подбородка, проходя через выбитый правый глаз. Шраму, видимо, было уже много лет, он побледнел, но от этого казался даже страшнее – как будто мертвец, которому полагается сидеть в Нави, приспособился к жизни и разгуливает по белу свету.

Не в силах это видеть, Величана закрыла лицо руками. Тянуло разрыдаться – показалось, Навь, недовольная ее бегством от самого края могилы, отправила за ней посла, чтобы поймать и отвести-таки туда, где ей назначено место с рождения! Дней шесть как остались позади пределы Волынской земли, но судьба догнала ее и здесь.

Почти каждый у костра схватился за свой науз, в руке Вигера мигом оказался длинный боевой нож. Вскочив с места, сотский поднес блестящее в свете костра лезвие к изуродованному лицу. Пришлец стоял спокойно, лишь косился на лезвие – надо думать, привык к подобным встречам.

– Не из Нави я, воевода, – пробормотал он. – Разрази меня Перун, если вру.

Изумленный Олег Предславич безотчетно перекрестился. И был изумлен того сильнее, когда страшный гость, будто отвечая ему, перекрестился тоже.

– Веруешь во единого Бога Отца Вседержителя… – недоверчиво, полувопросительно произнес Олег.

– И во единого Господа Иисуса Христа, сына Божия, – пришлец поклонился в знак согласия и еще раз осенил себя крестом. – Видишь, не из бесов я.

– Это вижу! – не мог не признать Олег. – Так с чем ты ко мне? Кто ты еси?

– Дозволь мне без иных ушей с тобой перемолвиться, – пришлец оглянулся на людей у костра, на испуганную Величану и на Люта.

Тот смотрел на него без страха, но хмурился от неясных дурных предчувствий. Взгляд его стал сосредоточенным, как на поединке.

На лице Люта пришлец задержал недобрый взгляд, потом вновь обратился к Олегу:

– Из Киева я тебе поклон принес от… неких людей, тебе близких.

– Так и быть… – преодолевая колебания, Олег наклонил голову. – Оставьте-ка нас…

Лют первым поднялся и поднял за руку Величану. Она подчинилась очень охотно – ей хотелось укрыться от взгляда единственного глаза ночного гостя, и не верилось, что он пришел вовсе не за ней. Вигер сделал знак гридям; большинство отошли, но двое остались возле Олега: его телохранители, русин Исар и морованин по имени Можир. Им Вигер велел остаться: доверять бесу из ночи он не мог, пусть тот хоть двумя руками крестится, зато в телохранителях держали только тех людей, на кого князь мог полагаться, как на самого себя. Но и прочие отошли недалеко: к соседним шатрам, где тоже горели костры, и сели там, чтобы если не слышать, то хотя бы видеть беседу князя со страшным гостем.

– А говорите, не ходят мертвецы… – пробормотала Величана с такой обидой, будто ее обманули у всех на глазах.

– Отроки, у кого с собой мак есть? – без малейшей улыбки осведомился Гуннульв.

Но Лют не ответил Величане и не поддержал негромкий смех отроков. Он не сводил глаз с пришлеца, и напряженно-рассеянный взгляд его указывал на усилия что-то понять… или вспомнить.

– Голоден? – Оставшись с ночным гостем вдвоем, первым делом Олег вспомнил о законе гостеприимства – тем более что перед ним стоял собрат по вере. – Велеть накормить?

Перейти на страницу:

Все книги серии Княгиня Ольга

Княгиня Ольга. Пламенеющий миф
Княгиня Ольга. Пламенеющий миф

Образ княгиня Ольги окружен бесчисленными загадками. Правда ли, что она была простой девушкой и случайно встретила князя? Правда ли, что она вышла замуж десятилетней девочкой, но единственного ребенка родила только сорок лет спустя, а еще через пятнадцать лет пленила своей красотой византийского императора? Правда ли ее муж был глубоким старцем – или прозвище Старый Игорь получил по другой причине? А главное, как, каким образом столь коварная женщина, совершавшая массовые убийства с особой жестокостью, сделалась святой? Елизавета Дворецкая, около тридцати лет посвятившая изучению раннего средневековья на Руси, проделала уникальную работу, отыскивая литературные и фольклорные параллели сюжетов, составляющих «Ольгин миф», а также сравнивая их с контекстом эпохи, привлекая новейшие исторические и археологические материалы, неизвестные широкой публике.

Елизавета Алексеевна Дворецкая

Исторические приключения / Учебная и научная литература / Образование и наука

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза