Читаем Ключи судьбы полностью

Иногда Величана сама рассказывала о своей жизни, о родичах, о немногом пережитом ею до замужества. Лют слушал, не перебивая, и внимание в его ореховых глазах поощряло ее говорить дальше и дальше. Ни родной отец, ни Етон – ни один из двух – никогда не слушал ее так. И теперь Величана ощущала себя взрослой женщиной в заметно большей мере, чем когда была княгиней при князе, годившемся ей в прадеды. От Олега они в это время держались поодаль, чтобы тот ничего не слышал. Но Олег, казалось, и не обращал на них внимания, не беспокоился, к чему приведет дружба воеводского брата с плеснецкой полонянкой.

На реке Тетерев начинались места, связанные с преданиями о смерти Ингоря. Величане хотелось больше знать о Деревской войне: сейчас она куда лучше, чем в двенадцать лет, понимала, что война с киевской русью могла погубить и ее родное племя. Им, лучанам, повезло – не то что древлянам, у кого и князей-то своих не осталось. Об этом Лют мог рассказать немало: ему в ту зиму было семнадцать, и хотя самое начало событий он не застал, в походе Эльги и Святослава по Деревской земле успел поучаствовать.

С изумлением Величана слушала, что в том походе княгиню Эльгу сопровождала сводная сестра Люта – Соколина, дочь его отца от другой наложницы. В пору Деревской войны эта отважная дева вышла замуж за Хакона, иначе Пламень-Хакона, – родного Ингорева младшего брата. И это была уже вторая, после женитьбы Мистины Свенельдича на Уте, брачная связь между Свенельдовым родом и княжеским. Хакон умер несколько лет назад, а Соколина уже была замужем за другим воеводой – и тоже княжеских кровей. Но теперь она жила отсюда далеко – на другом краю белого света, в Хольмгарде на Волхове. Нечего было и думать когда-нибудь с ней повидаться, но Величане все равно было приятно о ней узнать. Каждая такая связь возвышала положение Люта и приближала его к ней.

Но, едва успев этому порадоваться, Величана внутренне сжималась. Будь она родом хоть Солнцевой Дочерью – сейчас она полонянка, раба, а Лют, пусть и родился от челядинки, в день смерти отца получил свободу. Теперь и не поймешь, кто из них другому неровня…

– Знать, добрая у нее судьба… И у тебя тоже, – добавила Величана, помня, что Лют начал жизнь в том же положении, что Соколина. – Иной в рабстве родится, а в лучшие люди выходит. А иной…

А иной – наоборот. Как она сама или Предслава, старшая Олегова дочь. Родилась та первенцем киевского князя, замуж первым браком вышла за князя, а второй раз выдавали ее как полонянку, и сама Эльга ради чести рода давала ей приданое. Но полученная Предславой свобода не распространилась на ее старших детей, и они до сих пор, как рассказывал Лют, жили среди Эльгиной челяди.

– Ты не печалься пока что. – Лют понимал, что ее тревожит. – Эльга – добрая женщина. И мой брат с ней… очень дружен, – сказал он так, что Величана мгновенно поняла, какова эта дружба. – Многие годы он честь и почет от нее имеет.

Величана, глубоко дыша от волнения, ничего не сказала, и разговор оборвался. Но Лют думал об этом куда больше, чем говорил. В детстве он жаждал иметь все «как у Мистиши», и даже его первый деревянный меч отцовский оружник Эллиди вырезал ему точно по образцу братова меча, настоящего. Детскую склонность к подражанию Лют давно пережил, научился принимать то, что во многом ему со старшим братом никогда не сравняться. Но нежданно-негаданно Доля поднесла ему подарок, о каком он и не мечтал. Свела с девой княжеского рода. Будто дразнила, вызывала: ну, по тебе ли деревце?

С той страшной для древлян зимы миновало всего девять лет. Раза три-четыре Лют по пути показывал Величане остатки сожженных городцов и весей. Во многие из них, как в Малин и в сам Искоростень, жители так и не вернулись после разорения, и теперь лишь обугленные бревна торчали из пышной розовой кипени цветущей ревелки – за склонность расти на пожарищах ее еще зовут «огненная трава». Другие насельники черной земли – березы – поднялись уже в человеческий рост. Показывал Лют и могильные насыпи. Путь от Киева на Мораву был важен для днепровской руси, и все сопротивление в этих местах подавлялось безжалостно. Уцелевшее от гибели и плена население ушло севернее, там же и Олег Предславич заложил для своего стола новый город под названием Вручий. Величана умоляла не становиться на ночь поблизости от разоренных мест – хоть и не срок мертвецам заглядывать к живым в гости, а все же боязно.

Но самый ужасающий осколок той войны подстерегал путников впереди…

Перейти на страницу:

Все книги серии Княгиня Ольга

Княгиня Ольга. Пламенеющий миф
Княгиня Ольга. Пламенеющий миф

Образ княгиня Ольги окружен бесчисленными загадками. Правда ли, что она была простой девушкой и случайно встретила князя? Правда ли, что она вышла замуж десятилетней девочкой, но единственного ребенка родила только сорок лет спустя, а еще через пятнадцать лет пленила своей красотой византийского императора? Правда ли ее муж был глубоким старцем – или прозвище Старый Игорь получил по другой причине? А главное, как, каким образом столь коварная женщина, совершавшая массовые убийства с особой жестокостью, сделалась святой? Елизавета Дворецкая, около тридцати лет посвятившая изучению раннего средневековья на Руси, проделала уникальную работу, отыскивая литературные и фольклорные параллели сюжетов, составляющих «Ольгин миф», а также сравнивая их с контекстом эпохи, привлекая новейшие исторические и археологические материалы, неизвестные широкой публике.

Елизавета Алексеевна Дворецкая

Исторические приключения / Учебная и научная литература / Образование и наука

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза