Читаем Ключи судьбы полностью

– А кого может дать?

– У родни, может, поищет… У Острогляда есть еще в дому девки, а его жена покойная – Олегова сестра. У нас в роду есть невеста. – Лют хмыкнул, – Мистишина дочь, да ее в Плесков увезли.

– Вы отдадите девку этому… псу недорезанному?

– А клюй ему пернатый! Если этот пес вздумает за нашу Витянку свататься… я… все брату расскажу, – от этого решения Лют облегченно вздохнул. – Пусть он решает, что дальше. Но я не буду молчать, если за этого стервеца будут из родни кого отдавать.

– А если не будут?

– Не будут… – Лют сплюнул. – Пусть тогда Святослав сам решает, как с ним быть. А мне что – Етон он или пес криворылый. Мне с ним детей не нарекать.

– И с товарами тебе туда больше не ездить…

Лют еще раз сплюнул:

– Земель разных на свете много. У греков, у хазар… Мне хватит.

Величана вздохнула. Для него, мужчины, белый свет был огромен – от Гурганского моря до Варяжского. Он мог попасть туда, куда ей не залететь даже мыслью. Уже это ее путешествие из Плеснеска в Киев было почти чудом. Ведь ей полагался в жизни всего один переезд, из родительского дома в мужний, и тот уже остался позади.

– Боги, я ведь уже должна была быть мертвой! – прошептала она.

Эта мысль приходила к ней часто, но каждый раз поражала. Миновало немало дней после смерти и погребения Етона, и ее тело уже должно было разложиться на дне его могилы. Вот так же шелестели бы березы, а она бы не видела их. Плыли бы по небу облака, бросали легкую тень на траву с этими вот розовыми гвоздичками, но ее это не радовало бы – ее отделяли бы от этого светлого мира дощатая крышка и земляная насыпь. И с каждым днем эта насыпь росла бы и росла… На этом лугу сейчас ходили бы туда-сюда эти самые паробки, переговаривались, занимались своими делами, вели гнедых и вороных коней с водопоя, и никто не думал бы о ней. Она так хорошо помнила всю свою недолгую жизнь, будто та лежала у нее на ладони – и ей уже был бы положен предел.

– Теперь ты не умрешь! – Лют прикоснулся к ее плечу, не догадываясь, что именно этот ничтожный знак приязни подбодрил ее лучше любых слов. – Наша княгиня тебя не обидит. Она добрая женщина. Зимой еще жалела тебя.

– Это она добрая женщина? Я слыхала, к ней прежний деревский князь сватался, который до Олега, а она приехала будто бы страву по мужу творить, а как древляне упились, приказала паробкам перебить всех – пять тысяч человек!

– Да не было там пяти тысяч! Человек с полсотни.

– И князь деревский сам!

– Один из двоих, Маломир.

– Так все это правда?

– Правда. Мой брат при этом был.

Именно он и положил предел Маломировой жизни, подумал Лют, но вслух не сказал.

– Тогдашняя княгиня деревская, Предслава, Олегова дочь, тоже на той страве была, – негромко добавил он, глядя в сторону Олегова шатра, хотя на таком расстоянии их не могли оттуда услышать.

– И что?

– Эльга хотела ее с собой увезти, да она не поехала – у нее в Искоростене дети остались. Их потом забрали, когда Искоростень взяли. Предславу и детей. А Володислав погиб, никто его больше не видал с тех пор.

– А что с ней – с княгиней?

– На другую весну Эльга ее замуж отдала.

– За кого? – Величана подалась к нему.

– За Алдана. Кормильца племянников моих, Мистишиных сыновей.

Величана всмотрелась в его лицо с чуть нахмуренными бровями. Предслава Олеговна попала в Киев почти так же, как предстояло попасть ей самой: как пленница и вдова погибшего противника. Род ее мужа куда сильнее провинился перед Ингоревым родом, чем Етон, но зато сама Предслава была родственницей Ольги и Святослава. Ольга и Ингорь сами когда-то выдали ее замуж в Деревскую землю, она лишь исполнила волю старшей родни. Неудивительно, что Ольга, сама только что овдовевшая, была к ней милостива. Будет ли она так же милостива к Величане?

А какой милости она хочет? Чтобы не обижали и… тоже выдали замуж?

Сводный брат Мистины уж верно не хуже кормильца его сыновей…

Лют молча смотрел, как отроки разводят костер посреди поляны, словно забыл о ней. Величана вздохнула. Сердце ее жаждало расправить крылья и лететь – но небо над ним оказывалось каким-то уж очень низким и хмурым.

Отроки тянулись мимо них к реке, оставляя на траве сорочки и порты. Лют расстегнул пояс, осторожно стянул рубаху…

– О мать-земля! – Величана прижала руки к лицу.

– Что? – Лют обернулся.

Взгляд ее вытаращенных глаз упирался в его плечо, где в окружении пожелтевших пятен от ушиба багровел свежий, едва закрывшийся рубец…

* * *

В большом стане на берегу Горины Олег Предславич остановился на сутки – давал отдых людям и ожидал, не нагонят ли их какие-нибудь вести. Величана, против того, не хотела никаких новостей и жаждала поскорее тронуться в дальнейший путь. Целый день Олег и его приближенные рассказывали Асмунду и дружине о событиях в Плеснеске. По лицам было видно, что верят им с трудом.

– Наплел бы мне другой кто, а не ты – не поверил бы я! – сказал Асмунд Олегу. – Чтобы древний старик из могилы молодым вышел – я даже сказок таких не слыхал!

Перейти на страницу:

Все книги серии Княгиня Ольга

Княгиня Ольга. Пламенеющий миф
Княгиня Ольга. Пламенеющий миф

Образ княгиня Ольги окружен бесчисленными загадками. Правда ли, что она была простой девушкой и случайно встретила князя? Правда ли, что она вышла замуж десятилетней девочкой, но единственного ребенка родила только сорок лет спустя, а еще через пятнадцать лет пленила своей красотой византийского императора? Правда ли ее муж был глубоким старцем – или прозвище Старый Игорь получил по другой причине? А главное, как, каким образом столь коварная женщина, совершавшая массовые убийства с особой жестокостью, сделалась святой? Елизавета Дворецкая, около тридцати лет посвятившая изучению раннего средневековья на Руси, проделала уникальную работу, отыскивая литературные и фольклорные параллели сюжетов, составляющих «Ольгин миф», а также сравнивая их с контекстом эпохи, привлекая новейшие исторические и археологические материалы, неизвестные широкой публике.

Елизавета Алексеевна Дворецкая

Исторические приключения / Учебная и научная литература / Образование и наука

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза