Читаем Ключи судьбы полностью

Да и с кого спрашивать? Глядя на молодое лицо, Унемысл не мог уразуметь, что это тот самый старик, которого он видел в последний раз за несколько лет до свадьбы Величаны. Как и другие до него, он с изумлением вглядывался в лицо рослого, отчасти нескладного, но по-своему ловкого парня, пытаясь найти в нем знакомые черты скрюченного старца.

А тот был лихорадочно возбужден, смеялся без причины, порой не слышал обращенных к нему вопросов и странным взглядом смотрел вдаль. На него поглядывали с тревогой, но и с завистливой досадой: из всех людей на свете одному лишь Етону удалось вернуть молодость после старости. Сходив в баню и переменив одежду, он уже не носил с собой запах земли и тления, и теперь о прежнем его старом облике ничего не напоминало. Разве что серебряный науз с полустертыми черточками рун.

Из святилища луческий князь уведомил Святослава о своем приезде и попросил о встрече. Святослав, хоть и был рад найти человека, на ком можно сорвать законный гнев от всего происходящего, все же не утратил великодушия сильного и пообещал Унемыслу безопасность на время переговоров. И благодаря этому Величана уже к полудню следующего дня увидела своего отца.

Они расстались осенью, три четверти года назад. Увидев, как он въезжает во двор, сходит с коня и направляется к ней, Величана обомлела – отец показался ей каким-то маленьким и постаревшим. Унемысл и правда был немолод – ему перевалило за пятьдесят, – но теперь ей бросилась в глаза обильная седина в его волосах и бороде, будто прошедшая зима именно там оставила немного снега про запас. И при мысли об этом у Величаны навернулись слезы.

Унемысл обнял ее; по своим ощущениям она понимала, что он не изменился со времени ее девичества, но раньше она смотрела на него глазами дочери, девочки, а теперь вдруг взглянула глазами взрослой женщины. И поняла, как переменили ее саму эти месяцы со всеми их тревогами, печалями и превратностями.

– Как ты тут, родная? – Унемысл осторожно погладил ее по белому убрусу. – Провожал тебя из дому девой, сызнова повстречал вдовой горькой!

Величана все еще ходила в «печальной сряде», хотя, если муж ее оказался жив, это стало как-то и неуместно. Но об этом подумать у нее еще не было времени.

– Так муж мой жив! – Она подняла глову от отцовского плеча и вытерла слезы.

– Видел я его. Чудислав рассказал мне. Да я не знаю, верить ли. Точно ли это он? – не удержался Унемысл.

Но если верили плеснецкие бояре и простая чадь, ему отчего было не верить?

Величана переменилась в лице, губы ее дрогнули, но снова сжались. Унемысл не заметил: поверх ее головы он увидел здоровенного мордастого парня-руса с золотистой бородой и длинными светлыми волосами, заплетенными в две косы. С вызывающим видом уперев руки в бока, тот мерил его взглядом.

Заметив, что отец смотрит куда-то мимо нее, Величана обернулась.

– Это Игмор, – пояснила она, – сотский Святославов.

– Ждет тебя, Унемысле, князь наш, – внушительно напомнил Игмор.

Дескать, уж кому-кому, а киевскому князю ждать не годится.

– Поди к себе пока, – Унемысл погладил дочь по спине. – Как там сложится… я приду к тебе.

Он не хотел, чтобы дочь слышала его разговор со Святославом. И оказался прав. Тот кипел от гнева и досады на воскрешение Етона, чьи владения он уже считал своими, но не обвинишь человека в том, что Один наградил его даром возрождения! А вот Унемыслу ему было что сказать. Святослав встретил гостя, сидя на Етоновом престоле, с мечом, прислоненным к подлокотнику; молодые задорные гриди, окружавшие его, безжалостной веселостью своих глаз напоминали волчью стаю, готовую броситься на добычу по единому слову вожака. Олег Предславич на втором почетном сиденье озабоченно хмурился, предчувствуя новые раздоры; Лют стоял, скрестив руки, сбоку от Святослава, и с напряженным вниманием рассматривал отца Величаны. Ему хотелось самому накинуться на луческого князя: ради каких таких благ ты, недоумок, продал свою дочь единственную в посмертные спутницы, да еще, как оказалось, оборотню! Но понимал: может быть, ему придется заступаться за Унемысла. Чтобы несчастье Величаны не стало совсем уж непоправимым.

– Здоров будь, Унемысле, – сурово приветствовал гостя Святослав, и вид его доброго здоровья собеседнику не обещал. – С чем прибыл? Со мной повидаться или с зятем твоим? Поди и не узнаешь его – его теперь никто не узнает, до того помолодел.

– С тобой, Святославе, – вздохнул Унемысл. – Зятя я в живых не чаял застать, а тут такие дела творятся, что не знаешь, верить ли…

– Ты о своих делах думай, за чужие с других будет спрос. Как ты без моего совета отдал дочь замуж?

– Совета? – Унемысл с трудом сдержал негодование. – Моя дочь в моей воле…

– А ты – в моей! Ты мне дань даешь и у стремени моего ходишь. Я тебе отец и всей земле твоей! Без воли моей ты не вправе ни сыновей женить, ни дочерей выдавать.

– От веку не было такого – чтобы отец не мог…

Перейти на страницу:

Все книги серии Княгиня Ольга

Княгиня Ольга. Пламенеющий миф
Княгиня Ольга. Пламенеющий миф

Образ княгиня Ольги окружен бесчисленными загадками. Правда ли, что она была простой девушкой и случайно встретила князя? Правда ли, что она вышла замуж десятилетней девочкой, но единственного ребенка родила только сорок лет спустя, а еще через пятнадцать лет пленила своей красотой византийского императора? Правда ли ее муж был глубоким старцем – или прозвище Старый Игорь получил по другой причине? А главное, как, каким образом столь коварная женщина, совершавшая массовые убийства с особой жестокостью, сделалась святой? Елизавета Дворецкая, около тридцати лет посвятившая изучению раннего средневековья на Руси, проделала уникальную работу, отыскивая литературные и фольклорные параллели сюжетов, составляющих «Ольгин миф», а также сравнивая их с контекстом эпохи, привлекая новейшие исторические и археологические материалы, неизвестные широкой публике.

Елизавета Алексеевна Дворецкая

Исторические приключения / Учебная и научная литература / Образование и наука

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза