Жаль, что долго крутиться около камня нам не позволило «высокое собрание». Характерник застил обзор. Он, кстати, вопреки ожиданиям, основанным на байках моих родных мест, не был похож на казака — ни на запорожского, за неимением оселедца и шаровар, ни на донского, за отсутствием папахи и черкески с газырями. А вот за стрельца из отряда полусотника Хляби я бы его принял запросто. Тут тебе и укороченный кафтан уставного зеленовато-серого колёра, и сабля на боевом поясе. Только вместо перевязи с огненным припасом, на широком и крепком ремне, перекинутом через его плечо, какие-то разнокалиберные висюльки навешаны, и шибает от них возмущениями в ментале, как от работающего под чрезмерной нагрузкой домашнего накопителя. Возрастом же молча оглядывающий нас со Светой характерник был едва ли старше того же полусотника или двух его «старых» десятников. Лет сорока с виду, может быть, чуть старше. Может быть. В короткой, ухоженной не в пример рядовым стрельцам бородке вон седина мелькает, да и морщин у хозяина памятного камня тоже в достатке. А может, то просто тени от масляных светильников, освещающих «медовый зал» так падают… Нет, не возьмусь судить. Глаза у характерника яркие, молодые. Походка лёгкая, почти танцующая. Да и кожа на руках не задубевшая, гладкая… Непонятный дядька. Невнятного возраста и характера. Да и в эмоциях у него почти полный штиль, лишь тлеет лёгкое любопытство, без приязни или антипатии. А вот спутники его, уже знакомые нам по вчерашней встрече, читаются легко, тут даже эмпатия никакая не нужна. Напряжены десятники, я бы даже сказал, напружинены. Того и гляди рубать нас кинутся. Руки на эфесах сабель держат, ни меня, ни Свету из поля зрения не упускают ни на миг… Ба, да они и на шефа своего так же смотрят. Однако…
Полусотник, очевидно, тоже заметил странное поведение своих подчинённых. Обвёл их взглядом, бровь приподнял…
— Ну что, так и будем стоять, молчать? — с лёгкой насмешкой в голосе спросил он, и оба «младших» десятника вздрогнули. — Или всё же делом займёмся, а, други?
И вся компания пришла в движение. Любим Усатый с Рудым Буривоем подались в стороны, Анфим с Лихобором разделились вслед за своими «дядьками», да и характерник с места сошёл, шагнув мне под правую руку.
— Делом, так делом, — густым басом, совершенно не сочетающимся с худощавым, я бы даже сказал, сухим телосложением, проговорил хранитель острожской святыни и, кивнув полусотнику, приглашающе повёл рукой в сторону камня. Тот резко кивнул в ответ и положил руку поверх вязи символов, покрывающих сероватую, местами посвёркивающую искристыми вкраплениями гладко отшлифованную поверхность. Характерник посверлил взглядом Стояна и, выдержав паузу, потребовал: — Ответствуй, по своей воле или по принуждению привёл ты в острог наш этих людей?
— По своей воле, — резко ответил Хлябя, глядя в потемневшие глаза характерника, инфополе вокруг которого вдруг задрожало и, ударив в камень, вызвало ответную волну. По спине моей пробежали мурашки от резонанса, возникшего после этого столкновения.
— Ответствуй, полусотник, со злым ли умыслом привёл ты этих людей? С добром ли? — голос хранителя камня стал ещё ниже, а синие глаза потемнели ещё больше, практически до самой черноты. А ментал вокруг забился ещё яростнее, порождая фантомное ощущение заложенности в ушах. Фантомное, поскольку звука-то не было, а вот чувство, что мы со Светой стоим под юбкой трезвонящего колокола, только усиливалось.
— С добром, — рыкнул в ответ Хлябя, упрямо глядя в глаза бледнеющего допросчика.
— Алчешь ли от них прибыт… — начал было проталкивать слова через глотку явно пребывающий не в лучшем состоянии характерник, но тут полусотник тряхнул головой и, с явным усилием оторвав руку от камня, шагнул почти вплотную к характернику.
— Довольно! — рявкнул он так, что собеседника аж шатнуло. А я успел заметить, как обменялись взглядами старшие десятники. И если Рудый равнодушно пожал плечами, то в эмоциях Усатого плеснуло недовольством.
— Твоя правда, господин полусотник, — устало кивнул хранитель камня. А уж через секунду мы со Светой с интересом наблюдали, как уходит тьма из его глаз, а побледневшая было до синевы кожа буквально в считанные секунды возвращается к естественному цвету. И даже морщины на лице характерника, кажется, стали куда менее заметны.
В считанные минуты придя в себя, он тряхнул головой, бросил недовольный взгляд на старших десятников и повернулся к нам со Светой.
— Ну что же, гости дорогие, — произнёс безымянный характерник. — Ваша очередь. Кладите руки на камень.
— Куда именно? — поинтересовалась подруга.