Оказавшись внутри просторного помещения, изогнутый потолок-крыша которого опирался на покрытые резьбой мощные деревянные столбы, я лишь убедился в первом своём впечатлении. Перед нами был классический бражный, или, как его ещё называли, «медовый» зал — огромное не разделённое на комнаты пространство, центр которого занимал не менее внушительный очаг… точнее, выложенное из камней и приподнятое над полом кострище длиной добрых четыре метра и шириной два. За ним расположились два длинных широких стола с лавками, на которых могло бы разместиться, пожалуй, всё стрелецкое «войско» острога и ещё осталось бы место для гостей. Образованный этими столами широкий проход, в котором, при желании, можно было устроить хоть бальные танцы, хоть добрую драку «стенка на стенку», перегородил третий стол, поставленный поперёк зала, полагаю, для хозяев пира. А вот за ним, в самой дальней части длинного дома, виднелась натуральная каменная скрижаль высотой добрых два метра. Именно к ней нас и повёл полусотник. На этот раз, правда, он и не думал лететь вперёд, как угорелый, как это было на улицах городка, и сбавил ход, позволяя нам со Светой внимательно рассмотреть довольно скромное убранство медового зала.
Впрочем, вполне возможно, что причиной очевидной медлительности Стояна Смеяновича было вовсе не желание потрафить гостям, а ожидание появления того самого хранителя памятного камня, что должен был провести наше испытание. А характерник, словно подгадав момент, соизволил выйти навстречу, лишь когда мы оказались в каких-то пяти-шести шагах от предмета его охраны. И не один. Следом за здешним хозяином, из-за камня, за которым, очевидно, находился то ли торцевой вход в дом, то ли отгороженная часть общего зала, вышли все четыре острожных десятника. Были они насторожены, хмуры и при оружии. Что ж, этого следовало ожидать.
— Ерошка, смотри, — Света отвлекла меня от дурных мыслей, кивком указывая на камень. Я присмотрелся и… чуть не ахнул, поняв, на что именно указывает моя подруга.
В Хольмграде распространены два типа записи ментальных манипуляций. Собственно, всемерно одобряемая и продвигаемая как философами, так и естествознатцами «формульная» запись, представляющая собой фактически описание любой ментальной манипуляции с помощью созданного специально для этих целей постоянно шлифуемого математического аппарата, и признанная устаревшей архаичная символьная запись, весьма неудобочитаемая и довольно неточная ввиду многозначности составляющих её условный «алфавит» символов, более присущая старинным описаниям наговоров, замороков и чар. Казалось бы, при наличии выверенных и точных формул, такая запись должна была давно захиреть и кануть в Лету, но… был у неё один плюс, благодаря которому она влёгкую переигрывала стройность математических формул, предельно точно описывающих современные воздействия. Символы этой архаики, нанесённые на предмет и запитанные хоть волей оператора, хоть современными накопителями, сами создают нужное воздействие, наделяя носитель «запрограммированными» в такой надписи свойствами. Тогда как «идеальные» выверенные до последнего знака после запятой, математические формулы так и остаются обычными записями. Запитай их хоть от накопителей ледокола «Грумант», толку не будет.
Примером тому, кстати, могли служить как наши со Светой арбалеты, так и вообще подавляющее большинство вооружения Яговичей. Всё их снаряжение, от одежды до подсумков и от пистолетов до последнего швыркового ножа, было расписано символами, дошедшими до нас чуть ли не из времён неолита, и буквами из алфавитов языков, вымерших ещё «до сотворения Мира»[2].
Так вот, тот самый памятный камень, ради испытания на котором мы и пришли в «медовый зал» Усть-Бийского острога, был буквально испещрён знакомыми мне рунами, чертами и прочими резами с иероглифами. Не похожими. Такими же! Более того, некоторые из бросающихся в глаза, благодаря использованию уж слишком запоминающихся знаков-символов, цепочек я мог бы даже расшифровать и с успехом переложить на современную формульную запись, не боясь потерять за разночтениями основной смысл и суть заложенных в них воздействий с тем, чтобы при осуществлении ментальной манипуляции на основе описанной математической модели не бояться получить иной результат. И это было удивительно, хотя… и не настолько, чтобы вопить о невозможности такого совпадения. В конце концов, говорим же мы с аборигенами на одном языке, пусть даже на слегка разнящихся его диалектах, да и то всё их различие обусловлено лишь разницей в произношении некоторых слов акцентом, по сути. Так почему бы не допустить, что это не единственный пример сходства наших миров?