Ключ от рая

«Он же как раз месяц тому назад и приходил сюда с товарищами», — усмехнулся Блоквил. Француз внимательно следил за принцем, не мог же на самом деле он забыть о том позоре, когда четверка смельчаков повергла в трусливую растерянность его войско! Но принц был ласков, светел лицом, казалось, излучал саму доброжелательность. Как же! Его тактика выжидания наконец дала свои плоды.

— Ты хочешь сказать, посол, что Каушут-хан образумился и понял, что мы сильнее?

— Читай, — не отвечая на вопрос, посол протянул письмо.

Принц осторожно взял свиток и передал генералу. Кара-сертип развернул его, откашлялся и стал читать:

— «СООБЩЕНИЕ ОТ ЯЗЫКА И СЛОВ КАУШУТ-ХАНА. О ХАМЗА-МИРЗА, О КАРА-СЕРТИП, О ВСЕ ПРИНЦЫ И ВОЕНАЧАЛЬНИКИ!

ВЫ ВОЗГЛАВИЛИ ВОЙСКО ШАХА НАСРЕДДИНА И ПРИБЫЛИ СЮДА С БОЛЬШИМ СНАРЯЖЕНИЕМ, НЕ ПЕРЕДАВАЯ НАМ НИКАКИХ ИЗВЕСТИИ, ЧЕМ ВЫ В ТЕЧЕНИЕ ПОЧТИ МЕСЯЦА ЗАНИМАЕТЕСЬ В СТАРЫХ РАЗВАЛИНАХ. ЕСЛИ ВЫ НАМЕРЕНЫ ДРАТЬСЯ, ТО ПРИХОДИТЕ, БУДЕМ ДРАТЬСЯ. НО ЕСЛИ ВЫ ПРИБЫЛИ В СТАРЫЕ РАЗВАЛИНЫ ТОЛЬКО ДЛЯ ТОГО, ЧТОБЫ ПАСТИ СВОИХ МУЛОВ, ТО НЕ РАЗОРЯЙТЕ НАШИ МАРЫЙСКИЕ КРАЯ И ПОСКОРЕЕ ВОЗВРАЩАЙТЕСЬ НАЗАД! РАЗВЕ ДЛЯ ПАСТЬБЫ МУЛОВ В ВАШИХ КРАЯХ МАЛО СТАРЫХ РАЗВАЛИН?»

По мере чтения улыбка покидала лицо принца, а голос Кара-сертипа угасал. Бравый генерал думал, что принц не выдержит такого позора, тут же прикажет отрубить голову послу, а заодно и ему, за то что вслух при всем народе такое прочитал письмо. Да еще и с выражением! Да еще так громогласно! Но принц сдержался и на этот раз, эти туркмены — крепкий орешек, подумал, дядя-шах предупреждал его в Тегеране, ну что ж, тем почетнее будет победа.

— Хорошо, — медленно произнес он, — скажи своему хану, будем драться! И тогда уж пощады не ждите!

— Каушут-хан уже два месяца к бою готов!

— Вон как! Ну, а если готов, то ждите! Я, принц Хам-за-Мирза, покажу ему! О, да поможет нам аллах!

— Мы тоже к аллаху взываем, хан-ага!

— Слава аллаху!

— Воистину, слава аллаху!

Француз смотрел во все глаза, слушал во все уши — смертельные враги взывали к одному аллаху и серьезно верили, что один лишь он им поможет разбить врага. Кому же все-таки аллах поможет?! Хотел бы это знать француз Блоквил, ведь, собственно, от этого теперь зависело не только его благополучие: домик на берегу моря, добрая жена-хозяйка, розы, которые он мечтал выращивать. От этого теперь зависела сама жизнь его. Но аллах-то один!

Принц решил выглядеть благородным, посла отпустили с миром и стали срочно готовиться к выступлению. А через два дня, то есть уже 16 сентября, в Мары не осталось ни одного человека. Люди, животные, повозки, пушки — огромная армада, неостановимая, несокрушимая, стала двигаться на запад по берегу Мургаба. Играли трубы, развевались знамена, ржали кони и танцевали под всадниками, всем надоело сидение, смрад надоел, душа жаждала хоть каких-то перемен.

Человек двести, с музыкантами, знаменами, двигалось чуть впереди основного войска. Настроение у всех было приподнятое, с утра было прохладно, воздух был чист, искрился синевой. Впереди сражение — эта мысль и бодрила, и будоражила. Конь под принцем так и ходил ходуном, словно бы чуял настроение хозяина. А принца и самого тянуло пришпорить коня, дать ему волю да проскакать галопом впереди всех. Тянуло на мелкие проказы. Да и остальные из свиты, принцу под стать, вели себя как расшалившиеся дети.

Проезжая оставленные туркменами аулы, стреляли по чугунным казанам. Звук был неправдоподобно гулким, каким-то подземным, и это всех радовало. Или заключали пари, кто на полном скаку продырявит висящий на дереве бурдюк с кислым молоком. Кара-сертип прямо-таки не находил себе места, словно предчувствовал что-то ужасное, руки у него так и чесались: даже мимо виноградника не мог спокойно проехать — рубил лозу налево и направо. Когда увидел собаку на пригорке, очень обрадовался.

— Господин, — окликнул он француза, видишь собаку на пригорке? А можешь ли одной пулей уложить ее, чтоб и не взвизгнула?

— Зачем же убивать безвинную тварь? Это ж не враг.

— Даже собака врага — наш враг! — многозначительно произнес генерал Кара-сертип. — А потом… мне просто хочется ее ухлопать!

И опять француз с горечью вынужден был признать, что душа азиата как была для него потемки, так и останется, и, вздохнув, он решил не вмешиваться И Кара-сертип выстрелил, пуля попала в хвост, собака пронзительно взвизгнула, волчком завертелась на месте, потом кубарем скатилась с холма, ударилась о ноги коня Кара-сертипа. Конь шарахнулся в сторону, да так резко, что Кара-сертип от неожиданности вывалился из седла. И тут, уже лежа, с проклятьями вторым выстрелом добил собаку. Все постарались сделать вид, что ничего такого не произошло, генералу подвели другого коня, он уселся, но дальше ехал в угрюмом молчании.