Ключ от рая

Когда Кара-сертип ворвался в самую гущу боя со своим отрядом, кажется, чаша весов стала клониться к персам. Их яростные крики усилились, но не дрогнули туркменские батыры, с грозным уханьем рубили врагов. Стонали раненые, трещали, как детские хлопушки, пистолеты, там и тут раздавались возгласы, призывающие аллаха, звон боевой трубы, лязг сабель — все это смешалось в одну смертельную кутерьму. Носились обезумевшие лошади, потерявшие своих седоков, ревели мулы, скользко было от дымящейся крови. И лишь мертвые были спокойны.

Как ни старался Блоквил, не мог разобрать: кто же побеждает? Кроме того, приходилось все время быть начеку. Ведь даже здесь, у шатра принца под главным знаменем, в окружении отборных воинов, никак нельзя было до конца спокойным быть. То слева, то справа прорывались сюда смельчаки туркмены в необоримой жажде завладеть главным знаменем, а может быть, и силою помериться с самим принцем. Их, конечно, безжалостно рубили, шелковое знамя развевалось, но смельчаков не убывало. В основном все — безрассудные, молодые джигиты, совсем юноши, Блоквилу было жаль их, таких молодых и горячих. И в то же время он понимал: прорвись они сюда, не поздоровилось бы не только принцу, но и ему, в сущности-то ничего плохого не сделавшему туркменам. И от этого под сердцем у него все время возникал сосущий холодок.

Каушут-хан со стены видел все как на ладони. У него был последний резерв — человек двести испытанных воинов. Отряд в томительном напряжении ждал, отряд рвался в бой на выручку своим. Каушут-хан ждал. Проиграть сражение он не мог. И, словно понимая это, все женщины в крепости молили аллаха о победе. Но молитва молитвою, и, помолившись, женщины в чугунных казанах плавили свинец, отливали пули для своих мужей и братьев, их дети не отходили от них весь день — тоже помогали. И все поглядывали на Каушут-хана: чего ж он ждет? Уже темнело, и стрелки, залегшие в засаде, могли так и пролежать без дела, а персов все никак не удавалось на юг оттеснить. И Каушут-хан понял: пора! Сам вскочил на коня, повел за собой отряд. И ударил по самому центру, и смял центр персов, и тут уж не рукопашный бой начался, а свалка, убитые не сразу падали — так тесно было, — и многие, отбросив сабли, схватились за ножи. И вот потихоньку, шаг за шагом стали теснить на юг персов, туда, где залегли стрелки. Дождались и те своего часа.

Но конца боя досмотреть Блоквилу не удалось, в одной из свалок возле шатра удар прикладом ли, копыта ли коня повергли в беспамятство француза. Когда ж очнулся, все кончилось уже. «Жив я, ну и ладно», — радостно подумал он, приподнимая тяжелую голову. Холм был завален трупами, и сначала Блоквил их принял за бревна. Что денег он не заработает в этой военной экспедиции, то было ясно. Авантюра эта была военная, а не какая-то экспедиция! В Париж бы живым вернуться! — вот о чем думать надо французу.

В кресле с резною, красиво изогнутой спинкою из самшита с бархатными бахромками по бокам под знаменем сидел, задумавшись крепко, принц Хамза-Мирза. Скорбно и задумчиво глядел он на труп своего верного Кара-сертипа. Надо было срочно уходить из земли Мары. Пусть лучше шахский гнев, пусть позор, чем вот это! И принц вздыхал, окидывая грустным взглядом побоище. Пусть достаточно еще войск у него, пусть есть кроме Кара-сертипа и другие генералы, — и все ж туркмены на этот раз сильнее, надо отходить. И на другой день в большом беспорядке принц Хамза-Мирза отошел к Мары.

Шаха Насреддина, хотя и не полностью, все же пришлось оповестить о неудачном сражении на Мургабе. Шах был в ярости. «Взять во что бы то ни стало укрепление туркмен штурмом!» — пришел приказ от него. Ну, а если штурмом не получится — осадой. И хотя время не совсем удачное для военных походов — октябрь, ослушаться приказа шаха никто не посмел. Стали готовиться к штурму. Настроение у всех было подавленное, дожди, ветра зарядили. К тому же туркмены, отступая на запад, почти ничего не оставили в брошенных домах — поживиться было нечем. Все говорило, что на этот раз ничего добыть не удастся. Ждут их суровые бои, и не мешает, оказывается, серьезнее отнестись к противнику. Решили поэтому перед решительным штурмом вернуться к развалинам Порсугала, где были оставлены запасы военного снаряжения и продовольствия, ведь и то и другое за два месяца подыссякло у персов. И в ночь со второго на третье октября вышли из Мары и направились в сторону Порсугала.

Сильный ветер гнал низкие тучи, в просветах в небе тускло блистали одинокие звезды, где-то далеко выл шакал. Тоска сжимала сердце каждого. Шли настороженно, за каждым барханом мерещился враг.

А туркмены действительно знали об этом маневре персов с Порсугалом и понимали, что, довооружившись там, передохнув, враг станет намного сильнее. И надо было опередить врага. С этой целью всю ночь совещались у Каушут-хана батыры, почетные аксакалы, да все прикидывали, где же лучше перехватить персов, не дать им укрепить свое войско, разбить до конца, пока не оправились они от поражения.