Ключ от двери

Мими все же навестила его однажды во время отпуска. Он совсем не ждал ее, или, вернее, уже оставил с горьким разочарованием всякую надежду увидеть ее здесь, по­тому что отпуск подходил к концу, так что приезд Мими почти помешал им, нарушив спокойную размеренность их жизни. Но, когда он увидел, что Мими стоит у калитки в синем платьице, с желтым зонтиком и соломенной пляж­ной сумочкой и приветливо машет ему рукой, у него от волнения сжалось что-то внутри. И волнение это внезапно заполнило пустоту, образовавшуюся от всей его явно неполноценной жизни — жизни вдали от нее.

Они пожали друг другу руки и оба засмеялись — им показалось, будто они не виделись долгие годы.

— Ты не ждал меня, верно?

— Верно. Я уж и надеяться перестал, а это значит, что я рад тебя видеть.

Она стала объяснять, что по утрам отсыпалась после тяжелых и долгих вечеров в танцзале, и лицо ее при этом стало еще бесстрастнее и неподвижнее, чем в те минуты, когда она молчала. Они купили в ларьке пива, бананов и апельсинов. Мимо них прошел старый малаец, погоняя волов, запряженных в повозку со скорлупой кокосовых орехов; он был одет в сари и обут в сандалии; ребра под коричневой кожей у него так выпирали, что он мог бы служить наглядным пособием для занятии по анатомии. Брайн потянулся к Мими и взял ее за руку. Теперь, когда она с ним, изгиб пустынного пляжа, похожий на желтова­тый, точно слоновая кость, бумеранг, зажатый в зубах у прохладного моря, обрел какую-то осязаемую реальность.

— Красивее местечка и не найдешь, правда?

Она спокойно шла рядом, вертя на плече зонтик, так что тень от него дрожала на дороге, словно маня их ук­рыться от палящего солнца.

— Да, — сказала она, — здесь хорошо. — И это про­звучало так искренне, что он впервые остался доволен ее ответом.

Они свернули к пляжу возле Тэлок-Баханга. Слева от них поднимался высокий лесистый холм Мьюки, увен­чанный белой башенкой маяка. Он повел ее в укромный уголок, который заметил, еще сидя в грузовике, и, пере­бравшись через скалистый перешеек, они вышли на пус­тынный пляж. Когда они присели на песок, Мими стала рассматривать его вещи.

— Ах ты, противный мальчишка, — улыбнулась она. — Что же ты купальные трусы не взял?

— А зачем они мне здесь?

Он стянул с себя шорты н рубашку, чувствуя, как солнце, точно поток теплой воды, обрушилось на него.

— Ты скоро смуглым станешь, как тамил, — сказала она, взглянув на него, — а был такой бледный блондин, когда я с тобой познакомилась.

— Ну а каким я тебе больше нравлюсь? — спросил он, расстегивая сзади пуговицы на ее платье.

— Черным, — сказала она. — Хочу, чтобы ты был чер­ным как негр. — И вдруг взвизгнула: — Пусти! Я сама.— Верх ее платья опал, как лепесток цветка, обнажая тело.

— Как негр я не стану, — сказал он. — Но стал бы, если б мог, только бы тебе понравиться.

— Ты мне и так нравишься, — лениво сказала она.

— Хочу еще больше нравиться. Может, мне все тело ваксой вымазать?

— Пахнуть будет плохо.

Она чертила на песке китайские иероглифы.

— Что это значит? — спросил он.

— Это стихи: «Маку лучше жить под ветром синим».

— Странные стихи.

— Я их в одной книжке прочла.

— А что это значит?

— То, что сказано.

— И все-таки, что это за синий ветер?

— Под которым лучше жить маку, — сказала она.

— Непонятно как-то. И я уверен, ты вовсе не то напи­сала.

Она стерла иероглифы.

— Нет, то. А почему стихи тебе не понравились?

— Понравились. — Он чувствовал себя глупо и не­ловко. — Не знаю, что это значит, но звучит красиво.