Аластор перечитал последнюю фразу и поморщился: об этом он уже писал в самом начале, и любые слова звучат так сухо, так невыразительно и скудно! Но как вообще можно выразить словами всё, что теснится в душе, просясь на бумагу? Ах, ну почему он так редко говорил родителям, что любит их? А теперь приходится писать какие-то глупости, больше похожие на учтивую отписку о невозможности приехать с визитом! Он закусил карандаш в точности, как это делала Айлин, устыдился и продолжил:
«Я могу только надеяться, что наше предприятие увенчалось успехом, но прошу поверить, что сделал для этого всё возможное, как и мои спутники. Умоляю Вас, милорд отец, позаботиться о репутации и благосостоянии леди Айлин всеми средствами, какие Вы сочтёте возможными и необходимыми. Этой достойной девушке я не раз обязан жизнью, в том числе и в этом походе, так что наша семья у неё в долгу, и я почтительно прошу Вас принять на себя этот долг, раз уж я не могу сделать этого сам. Я также прошу Вас отдать долг благодарности синьору Лучано Фарелли, наёмнику из Верокьи, который был мне верным спутником, не раз оказавшим неоценимую помощь. Этого человека я назвал своим другом, несмотря на его происхождение, и надеюсь, что Вы примете его соответственно…»
Аластор снова покусал карандаш, неприязненно думая, что письмо будет неполным без ещё одной части, которую придётся упомянуть, хочет он того или нет.
«Что касается известного Вам дела, касающегося интересов короны, то я уверен, что Вы в любом случае поступите сообразно чести дворянина и в интересах нашей семьи. Я же клянусь, что никогда не считал и не буду считать себя ничьим сыном, кроме как Вашим».
Вот! Это должно обезопасить их семью от неприятностей. Если он, Аластор, исчезнет, вряд ли кто-то станет тревожить отца и матушку. Остаётся лишь надеяться на справедливость канцлера и великодушие королевы…
На второй стороне листка оставалось не так уж много места, и Аластор торопливо дописал:
«Я передаю глубочайшее почтение моему наставнику месьору д'Альбрэ и умоляю о прощении за то, что оказался столь недостойным учеником. Месьор д'Альбрэ может не сомневаться, что я считаю его не только учителем, но и вторым отцом».
Поколебавшись, Аластор напомнил себе, что обиды — это не то, что следует брать с собой в Претёмные Сады, и нехотя дописал:
«Кланяюсь также моим сёстрам Амандине и Лоррейн и желаю всего наилучшего им, их супругам и будущему потомству».
«А ведь отцу придётся оставить титул и поместье кому-то из детей драгоценных сестричек, — мелькнула непрошеная и неприятная мысль. — Больше прямых наследников у него нет».
По чести говоря, и сам Аластор, как выяснилось, не имеет права наследовать родовое имущество, но… это совсем другое. Он рождён в законном браке, и королевский суд обязан признать его права, раз уж сам лорд Вальдерон-старший не намерен отказываться от сына, пусть и приёмного. Но если Аластора не станет… Можно только надеяться, что сын Мэнди или Лорри, которому отойдёт всё, окажется не только Райнгартеном по крови, но и хоть немного Вальдероном по духу. Имущество — что, а вот лошади… Они любят ласку, и Вальдероны много поколений холили свои табуны, улучшая дорвенантскую породу с любовью и гордостью. Сможет ли этот мальчишка, которого ещё на свете нет…
«Да хватит себя хоронить раньше времени! — сердито прервал Аластор снова накатившие отвратительные мысли. — Может быть, завтра ты посмеёшься над собственной глупостью и высокопарностью! Думай не о том, чего можешь лишиться, пусть это даже твоя жизнь, а о том, чтобы уберечь своих спутников возле Разлома и закончить это клятое путешествие достойно».
На оставшемся краешке листка он подписался, по привычке глянув на правую руку и пошевелив пальцами. Лучано, который вроде бы сосредоточенно варил шамьет, тоже посмотрел туда и приподнял тонкие брови:
— Альс, а где твой перстень? — и тут же спохватился: — О, прости, это не моё дело!
— Заложил, — буркнул Аластор. — В Шермезе, будь он неладен. Отвратительный городок…
— Ты заложил перстень наследника! — ахнула Айлин. — А ведь правда… Я такая невнимательная! Ох, Ал, прости! Надеюсь, его можно будет выкупить?!
— Вы заложили родовой перстень? — спросил Лучано, внезапно снова перейдя на «вы» и бросив на него странный взгляд. — Чтобы купить мне одежду?
— А ещё овса лошадям и еду для нас всех, — отозвался Аластор ещё мрачнее от неловкости. — И не смотрите на меня так. Знаю, что это не подобает… Не подобает, в общем! Но если это наглое рыло не доставит перстень отцу, как я велел, я его лавочку второй раз разнесу, и тогда от неё точно ничего не останется!
— Второй? О, так был первый? — немедленно поймал его на слове Фарелли. — Они предложили тебе неприлично низкую цену?
— Они меня ограбить пытались, — фыркнул Аластор, сам удивляясь, что история, которой он ещё недавно стыдился, вдруг показалась чуть ли не забавной.