Клинком и сердцем. Том 2

Айлин вздохнула, тоже вспомнив лорда Себастьяна. Как же Ал на него всё-таки похож, никогда не скажешь, что на самом деле они не родные друг другу! А леди Джанет? Какая она милая и добрая, и как она, должно быть, обрадуется, когда Ал вернётся домой! Наверняка и Лучано Вальдероны примут с радостью… Может быть, они даже устроят настоящий праздник?

А ещё праздник обязательно будет в столице — достаточно вспомнить, как отмечали победу над Фраганой! Конечно, бал во дворце устраивать не станут, ведь её величество Беатрис теперь в глубоком трауре — но наверняка будут танцы на главной площади, а для горожан выкатят вино из королевских подвалов… Дорвенну украсят цветами — вряд ли морозы затронули столицу, ведь там столько стихийников! Может быть, даже фейерверк будет! Интересно, отпустят ли на праздник адептов? Ох, даже если да, то Вороны наверняка туда не пойдут, когда узнают, что с ней случилось…

Саймон наверняка расстроится! И из-за её, Айлин, смерти, и из-за того, что не попадёт на праздник, это уж точно. А ещё наверняка смертельно обидится, что не успел поучаствовать в таком чудесном приключении… Чудесном, подумать только! Видел бы он, что демоны делают с деревнями! И как страшно, когда твой спутник падает в лихорадке, а ты не знаешь, чем её лечат. И как это гадко — чувствовать себя совершенно бессильной! Нет уж, хорошо, что Саймон этого не испытал, а если Семеро Благих будут к нему милостивы — то и не испытает никогда. Пусть лучше обижается, всё равно он обязательно её простит. Это же Саймон, он совершенно не умеет долго злиться!

Вот Дарра — совсем другое дело. Хотя Дарра никогда на неё не сердился и уж наверняка не станет потом… но как ужасно огорчится, наверное! Интересно, а кого поселят в их с Иоландой комнату? Или, может быть, Иоланда так и останется там одна? Вряд ли, ведь одноместная комната в общежитии — неслыханная роскошь. Ну, разве что место Айлин не отдадут никому из почтения к её героизму.

«А Иоланда напишет памятную табличку и повесит на спинку кровати, — невольно подумала Айлин. — Что-нибудь вроде: „Здесь пять лет жила Ревенгар, она была дура!“».

Ох, придёт же такое в голову! А тётушка будет просто в отчаянии…

Айлин даже вздрогнула, так явственно увидев вдруг гостиную в ставшем ей родным доме Арментротов, словно каким-то чудом действительно перенеслась туда. Тётушка стояла у окна, и её чёрное платье не оживляли даже дозволенные трауром кружевной воротничок и манжеты! Глаза тоже были заплаканы, а руки, теребившие платочек, заметно дрожали… Дядюшка Тимоти, стоявший рядом с тётей, поглаживал её по руке, пытаясь утешить, но он и сам выглядел ужасно подавленным и совсем постаревшим. Айлин снова почувствовала болезненный укол вины: Аластор хотя бы написал письмо родным, а она, бессовестная… А ведь у них нет детей, и они всегда любили Айлин, как родную! Дядюшка Тимоти как-то раз, случайно оговорившись, назвал Айлин дочкой, тут же спохватился и сконфузился… Как же Айлин тогда растрогалась! Подбежала к дяде, обняла, Пушок тут же радостно заскакал вокруг, а дядюшка смахнул слезу, изо всех сил стараясь сделать вид, что это просто что-то попало ему в глаз…

Ну что ж, по крайней мере, они с тётушкой могут утешить друг друга. Как же хорошо, что они всегда вместе!

А вот магистр Роверстан… Дункан… О нём Айлин старалась не думать во время всего этого путешествия, только получалось не слишком хорошо. То ясно вспоминался глубокий бархатный голос, подсказывающий что-нибудь, казалось, безнадёжно забытое; то представлялось, как живо и образно магистр рассказывал бы тётушке и дяде об их путешествии… Конечно, не о самых страшных его днях, а о чём-нибудь забавном, например, о ночном нападении енотов на лагерь!

Присев к костру, Айлин взяла свой шамьет, благодарно кивнув Лучано, сделала глоток, и рот наполнила горячая пряная сладость. Вспомнилось, как магистр навещал тётушку Элоизу, когда Айлин у них гостила, и они пили шамьет по-арлезийски из драгоценных чашек белоснежного чинского фарфора, расписанных сказочными цветами и птицами. Магистр шутил с тётушкой Элоизой, дядюшка благодушно улыбался, и Айлин было так тепло и хорошо на сердце!

Она вздохнула, подумав, что Лу варит превосходный шамьет, гораздо вкуснее арлезийского, что подают в доме Арментротов, но если бы напоследок сделать хоть один глоток именно того, с привкусом нежности и доброты близких людей…

Поставив опустевшую кружку на землю рядом с собой, она вытащила нож, подаренный Дунканом, и провела кончиками пальцев по рукояти, а затем и по лезвию, словно гладила живое существо. Потом ещё раз и ещё, с каждым прикосновением испытывая сладкую болезненную тоску, от которой одновременно хотелось плакать и смеяться.