На другом берегу стайка утят спускалась к воде следом за матерью. Торак смотрел на них невидящими глазами. Он обречен жить без племени, потому что обладает блуждающей душой. Это выбор его матери, и этот выбор стоил ей жизни.
Боль и гнев закипали в груди Торака. Она могла жить, но выбрала смерть. Она сделала это ради него и покинула его.
Торак неуверенно поднялся на ноги:
– Я не желая всего этого.
Дюррайн хотела что-то сказать. Но он жестом остановил ее:
– Я никогда этого не хотел!
Ничего не видя перед собой, он бежал через Лес, бежал, пока рана не разболелась так сильно, что он не мог идти дальше.
Торак стоял на залитой солнечным светом поляне, ласточки пикировали с неба, а бабочки порхали между цветами сон-травы.
«Как красиво», – подумал он.
Но его мертвые никогда этого не увидят.
Торак опустился на колени на зеленую траву и думал о своей матери, об отце и о Бейле. Боль в груди стала острой, как кремневый нож. Он так долго жил жаждой мести. Теперь она ушла, и ничего, кроме скорби, не осталось. Казалось, камень упал с его сердца, и он разрыдался. Он рыдал громко, взахлеб. Он оплакивал своих близких, которые оставили его.
Ренн лежала в спальном мешке и смотрела в темноту. Мысли крутились в голове и не давали ей уснуть. Фин-Кединн сделал ей лук. Тиацци его разломал. Фин-Кединн заболел. Лук – знамение. Фин-Кединн умер.
Наконец это стало невыносимо, Ренн схватила свои костыли и вышла из укрытия.
Была середина ночи, и на стоянке было тихо. Ренн подошла к костру, села на бревно и стала смотреть, как искры взлетают и гаснут в черном небе.
Где Торак? Как он мог так поступить? Убежал, ничего не сказав, когда она так хотела вернуться в Открытый Лес.
Немного погодя на стоянку, прихрамывая, вышел Торак. Увидев Ренн, он подошел к костру и сел рядом. Вид у него был уставший, ресницы слиплись, как будто он плакал. Но Ренн не стала ему сочувствовать.
– Где ты был? – с укором спросила она.
Торак, не мигая, смотрел на огонь.
– Хочу убраться отсюда подальше. Вернуться в Открытый Лес.
– И я тоже! Если бы ты не сбежал, мы были бы уже в пути.
Торак поворошил палкой угли.
– Ненавижу быть обладателем блуждающей души. Это как проклятие.
– Ты такой, какой есть, – без всякого сочувствия сказала Ренн. – И потом – иногда из этого выходит что-то хорошее.
– Что? Скажи, что хорошее хоть раз из этого вышло?
Ренн вскинула голову:
– Когда ты, еще малыш, жил в волчьем логове, благодаря этому своему дару ты научился говорить по-волчьи. И подружился с Волком. Вот. Это же хорошее, разве нет?
Торак продолжал смотреть на огонь.
– Да, я научился говорить по-волчьи, но если бы все было так просто. Мне кажется, когда твоя душа блуждает… на ней остаются метки.
Ренн поежилась. Она тоже порой об этом думала. Ярость белого медведя, беспощадность змеи… иногда она замечала в Тораке эти черты. И все же… эти зеленые крапинки в его глазах. Они точно хорошие – крупинки мудрости Леса, которая передалась ему, как мох с ветки дерева.
Но Ренн еще была на него сердита, чтобы говорить такие приятные слова, поэтому она просто отшутилась:
– Может, и так, но не всегда. Твоя душа вселялась в ворона, но умнее ты от этого не стал.
Торак рассмеялся.
Ренн с помощью костылей встала на ноги:
– Поспи немного. Я хочу уйти на рассвете.
Торак забросил палку в костер и тоже встал. Потом достал что-то из-за спины и протянул Ренн:
– Вот, подумал, что надо тебе вернуть. – Это были обломки ее лука. – Теперь ты сможешь его похоронить, – неуверенно, как будто сомневаясь в том, что поступает правильно, сказал Торак.
Ренн боялась, что, если заговорит, голос подведет ее. Прикоснувшись к останкам любимого лука, она словно наяву увидела, как Фин-Кединн вырезает его из ветки тиса. Это дурной знак. Наверняка это дурной знак.
– Ренн, – тихо сказал Торак. – Это не дурной знак. Фин-Кединн сильный, он поправится.
Ренн сделала глубокий вдох и сглотнула.
– Как ты узнал, что я об этом подумала?
– Ну я же тебя знаю.
Ренн представила, как Торак, хромая, идет через лес, чтобы вернуть ей сломанный лук.
Может быть, после блужданий в душе и впрямь остаются метки, подумала она, но это… это просто Торак.
– Спасибо, – сказала Ренн.
– Не за что.
– Не только за это. За то, что ты сделал. За то, что нарушил свою клятву.
Ренн положила руку ему на плечо и поцеловала в подбородок, а потом быстро захромала от костра.
Волк видел, как Большой Бесхвостый заморгал и покачнулся, после того как ушла Сестра. Он ощутил, как его чувства закружились в груди, словно поднятые ветром листья.
У Бесхвостых все так сложно. Большой Бесхвостый любит Сестру, она любит его, но они, вместо того чтобы тереться боками, лижут друг другу морды и разбегаются. Это очень странно.