Клятва Короля Теней

Мои зубы скрипят так сильно, что это звучит как рычание. Я не осмеливаюсь заговорить, даже потребовать ответа на вопрос, что, во имя девяти преисподних, она здесь делала, лежа среди священных камней! Если я открою рот, то не вопросы, жгущие язык, из него повалятся. Нет, это будут признания. Объяснения. Слова, которые мне никак нельзя произносить.

Так что я крепко стискиваю челюсти, отказываясь издавать хоть звук. По крайней мере, она выглядит умиротворенной. Она неподвижна и тиха, пока я несу ее к нижним уровням сада. В прошлый раз, когда я вот так ее нес, ей было больно, она отбивалась от меня вплоть до того момента, когда окончательно не потеряла сознание. Теперь же она примостила голову под моим подбородком и просто держится за меня. Словно доверяет мне. Словно я могу ей помочь, утешить ее. Это самое прекрасное ощущение, что я когда-либо испытывал.

Я знаю, что должен делать. Я должен отнести ее в комнату, поставить на пол, попятиться, запереть дверь и выставить двойную стражу. Вместо этого мои ноги словно думают вместо меня. Они без колебаний несут меня и ее к определенной тропе, вьющейся промеж цветущих скоплений аметиста и формаций сверкающего антрацита. Вскоре воздух заполняет далекий шум воды. Этот шум нарастает, становясь приглушенным ревом.

Затем я прохожу между камнями и оказываюсь на берегу озера, лицом к кристальным водопадам.

Фэрейн отрывает голову от моего плеча. Ахает.

– Что это за место?

Восторг в ее голосе бьет меня прямо в сердце.

– Это Хирит Борбата, – отвечаю я, мои губы – подле ее уха. – Озеро Тысячи Огней.

Даже в сумрачье водопады великолепны. Живые самоцветы испускают мягкое свечение, мерцающее сквозь бегущую воду. Каскады пляшут многочисленными белыми потоками, прорезаясь сквозь скалы, чтобы упасть в радостном плеске пены. Внизу, под поверхностью озера, мягко сияют маленькие кристаллы лорста, освещая бледную проворную рыбу и подводную растительность, – сверкающая картина красок, жизни и движения.

Фэрейн лишилась дара речи. Я подношу ее к краю озера и опускаю на покрытый мхом валун. Лишь когда она погружает свои израненные ступни в воду, то издает короткий удивленный возглас.

– Такая теплая!

– Горячий источник, – говорю я и захожу на мелководье. Прежде чем я успеваю остановиться и хорошенько подумать о том, что делаю, я встаю перед ней на колени. Вода впитывается в мои штаны, но мне все равно. Я снимаю рубашку, которую повязал вокруг пояса, а затем приподнимаю одну ее ногу рукой. При моем прикосновении она вздрагивает и будто бы пытается отстраниться. Я бросаю на нее быстрый взгляд.

– Пожалуйста. Дай мне помочь тебе.

Она застывает. Затем медленно вновь опускает ногу. Рукавом рубашки я начинаю осторожно стирать кровь, а также кусочки грязи и гравия. Медленно, нежно, методично. Пытаясь не замечать того, как же прелестна ее ступня. Этот высокий подъем, эти маленькие пальчики и округлые, похожие на полумесяцы ногти. Изящная, идеально сложенная. Как и все остальное в ней.

По ее позвоночнику пробегает легкая дрожь, достаточно ощутимая, чтобы я ее заметил. Я поднимаю глаза и вижу, что ее взгляд пристально впился в мое лицо. Словно удар, меня поражает осознание: она прекрасна. Сидящая здесь, растрепанная, волосы топорщатся во все стороны, грязь размазана по щеке. Я помню, как когда-то гадал, смогу ли научиться видеть в ней красоту. Теперь же мне почти хочется посмеяться над своей глупостью. Я должен был понять уже тогда, впервые посмотрев на нее, что все мои представления о красоте внезапно переменились. С того мгновения ни одна женщина для меня не могла сравниться с ней. Если заставить себя, то я объективно могу увидеть и перечислить ее недостатки. Ее рот слишком широк, челюсть слишком квадратная, нос большеват. И, конечно же, эти ее двухцветные глаза несомненно тревожат.

И все же как могут эти черты быть неидеальными? Каждая мелкая деталь – это важная часть единого целого под названием она. То есть Фэрейн.

Я перестал дышать. Я поспешно опускаю глаза, прочищаю горло, заставляю себя сделать вдох. Опустив ее ступню обратно в воду, я беру в руку вторую и начинаю промывать и ее тоже. Лишь когда заканчиваю, я поднимаюсь из воды, расправляю вымокшую рубашку по близлежащему камню, сажусь на валун рядом с ней и осмеливаюсь заговорить:

– Как ты теперь себя чувствуешь, принцесса?

Она выпрямила спину и примостилась на краешке скалы, опираясь на нее руками. Ее пальцы напряженно лежат на покрытом мхом камне, плечи сжаты. Влажные от водной взвеси пряди волос прилипли ко лбу и щекам.

– Несколько глупо, – миг спустя признается она, а затем украдкой смотрит на меня. – Я… Я не знаю, как… – Ее слова повисают в воздухе, теряясь в реве водопадов и взбивающейся пены.

Мне стоит надавить на нее вопросами. Мне столько всего нужно узнать. Почему она пришла в сад? Почему я нашел ее среди кристаллов обнаженной, дрожащей, мучающейся от боли? Почему она вырубила своего телохранителя, чтобы попасть сюда? Она не могла знать того, как важен Круг Урзулхар, ибо он не имеет значения для нее или ее рода. Все это не имеет ни малейшего смысла.