Я делаю глубокий вдох и медленно выпускаю воздух.
– Бо́льшую часть времени она не покидала своих комнат. Двери закрыты, шторы задернуты. Я думаю… думаю, ей было больно.
Фэрейн молчит. Я чувствую: она ждет продолжения истории. Внезапно мне становится проще продолжить, чем остановиться. Слова выскальзывают одно за другим, словно они все эти годы только и ждали сочувственного уха, в котором могли бы найти приют.
– Она исчезла. Когда я еще был довольно мал. Никто не знает наверняка, что случилось. Мой отец отправил на поиски многих отважных воинов и даже сам поднимался в Мир Поверхности. Однако когда вернулся, он отозвал поиски и больше ни разу об этом не говорил. Кто-то предполагал, что его враги похитили ее, удерживали в заложниках, убили. Другие заявляли, что она сбежала с тайным возлюбленным. Большинство же просто считает, что она пробралась через Промежуточные врата и нашла обратную дорогу в свой собственный мир. Я же знал только, что моя мать ушла. И меня с собой не взяла.
Грохот водопада недостаточно громок, чтобы заглушить храп сумеречного кота. Оба этих звука заполняют молчание, которое опускается, когда затихает мой голос. Я не отрываю глаз от пены, плещущейся у моих босых ног. Быть может, мне стоило держать язык за зубами. Что хорошего может выйти из разговоров о подобных вещах?
Внезапно Фэрейн по-другому перехватывает кота, высвобождая одну руку. Она протягивает ее ко мне. Берет меня за руку. Ее пальцы такие маленькие, такие тонкие, и все же в их пожатии такая неожиданная сила.
– Ты любишь ее, – говорит она. – Так крепко.
Я хмурюсь, отворачиваюсь.
– Я давно уже перестал ее любить.
– Не нужно притворяться, Фор. Я уже знаю.
Вниз по спине пробегает дрожь. Я медленно позволяю своим глазам вернуться к ее. Таким пристальным и в то же время понимающим. Таким знающим.
– Каков твой дар, Фэрейн? – невпопад спрашиваю я, хотя не собирался озвучивать этот вопрос. Но он крутился у меня в голове с той самой ночи, когда я ее встретил под тем жутким простором полного звезд неба. Ее сестры обе были одарены. И брат тоже. Красота, пение, танец… такие чудесные благословения, о которых говорится в старых сказках. Но божественный дар Фэрейн не похож на дары ее брата и сестер. Бессознательное тело Йока на полу ее комнаты – достаточное тому подтверждение.
Фэрейн моргает. Приоткрывает и закрывает рот. Она размышляет, а мне остается лишь ждать. Наконец она решительно встряхивает головой и поднимает подбородок.
– Я ощущаю чувства других. Глубоко внутри. Как пульсацию. Вибрацию. Я ощущаю их столь сильно, что иногда мне больно. – Она делает паузу, прежде чем добавить: – Бо́льшую часть времени. – Ее взгляд отрывается от меня и, падая вниз, изучает сумеречного кота у нее на коленях. – Кристаллы этого мира, урзулы, как вы их зовете, – они, кажется, как-то направляют мой дар. Усмиряют и заостряют его. Я поэтому сегодня сюда пришла. Поэтому искала большие камни. Мне было больно. Обычно этого достаточно, чтобы приглушить мои симптомы, – она касается хрустального кулона на цепочке вокруг своей шеи. – Но в этот раз он не помог. Не после того, что…
– Не после того, что ты увидела в часовне?
Она бросает на меня испуганный взгляд.
– Ты об этом слышал?
– Слышал.
– Кто тебе рассказал? Йок?
– Моя мачеха. Рох.
Ее лицо будто закрывается. Она вновь отворачивается от меня, мышцы вокруг ее глаз напрягаются.
– Я ничего не видела. Было слишком темно. Но резонанс кристаллов был так силен, я никогда такого прежде не испытывала. Это было похоже на зрение, только для него не нужны глаза. Твоя мачеха там была, – со значением добавляет она.
– И что именно она делала?
Медленно и нехотя, Фэрейн мне рассказывает. Ее слова тяжелы и тихи, пока она описывает церемонию, на которую наткнулась. Верующих, глубоко погрузившихся в камень. Нож в руках серокожего жреца. Пульсацию кристаллов. Кровь.
Когда она заканчивает свою повесть, то содрогается.
– Это была обычная церемония? Так ваш народ поклоняется своему богу?
Я качаю головой. Зубы громко скрипят.
– Не так. Кровопускание было давным-давно убрано из поклонения Морар тор Граканак. Это темная магия, запрещенная в Мифанаре.
Фэрейн обдумывает мои слова. Наконец она спрашивает:
– Что ты будешь делать?
А! В том-то и вопрос, верно? Я провожу рукой по волосам, убирая их со лба.
– Я мало что могу. Я не могу действовать на основании одного лишь предположения. Без свидетелей, что предстали бы перед моими министрами, мне нечего выдвинуть против моей мачехи или ее проклятого жреца, кроме пустых обвинений.
– Но в той часовне было так много народу. Конечно же, кто-то из них мог бы дать показания.
– И рисковать быть наказанным за сговор? Тебе едва ли удастся найти хотя бы одного добровольца.
Фэрейн серьезно кивает. Затем говорит:
– Я могла бы дать показания.