— А как думаешь, батя, сможем мы тогда на море уехать? Здесь оставаться будет опасно, знают нас все, присматриваться начнут. А вот на море бы… Мы по географии проходили, там тепло, пальмы, персики, сливы, груши, и дом свой можно купить с садом, а забор повыше.
У Демьяна Григорьевича от таких слов душа запела. Нашел-таки, наконец, наследника, единомышленника.
И стали они с тех пор с Василием уединяться. И всякие разговоры вести, планы строить, как закончится война, и поедут они в Ленинград, и как им лучше быть, и как Вейсбах разыскать. И как карту доставать будут, а потом в Тобольск поедут. Много говорили, пока не приметил Демьян Григорьевич, что Колька к ним присматриваться стал.
Помрачнел сразу и затаился на сына. Колька-то уже большой лоб вырос, девятнадцатый год пошел, и решил он его в общежитие при заводе спровадить. Там и к работе ближе, и свободы больше, самостоятельность закалять. Жена Евдокия сразу в слезы ударилась. Сыночек, кровинушка! Да и Колька как-то нехорошо сощурился, пришлось терпеть. А тут еще на Петра похоронка пришла. В танке сгорел, отход товарищей прикрывал. Как герой погиб. У него и до этого уже медаль за отвагу была, а тут героя дали, посмертно. Только что эта звезда, коли сына нет. Евдокия слегла. Да и Демьян Григорьевич, сам того не ожидая, сдал вдруг, если и были еще на голове чернявые пряди, то после похоронки за одну ночь выбелились, словно иней прихватил. Вроде и не жаловал он Петьку после того разговора, затмили бриллианты свет белый, сына из-за них потерял. Да-да. Если бы не страх, что сдаст, следил бы зорче, почувствовал заранее, что он, горячая голова, затевает. А так…
А вскоре в начале осени на заводе, где Петр прежде работал, запустили новую усовершенствованную продукцию, и в честь этого события из Москвы приехала важная комиссия. Руководство города на ушах, Демьяну Григорьевичу с коллегами тоже забот хватало. Сам он порядок на производстве обеспечивал, и вот тут-то и рвануло. Рвануло в прямом смысле слова, на складе готовой продукции, часов в пять утра. Он в эту ночь дома как раз ночевал. Оделся секунд за двадцать, а еще через час на объекте все начальство местное собралось, члены комиссии, к счастью, еще не прибыли, их поезд только в девять утра ждали.
В общем, о том, что дальше было, рассказывать смысла нет, а только вернулся Демьян Григорьевич вечером в свой рабочий кабинет, сел в кресло, прикрыл глаза, затуманенные бриллиантовым блеском, и умер.
Не случилось ему еще раз в Ленинград съездить. Не случилось…
Глава 25