Клад последних Романовых

Когда Петр на фронт ушел, жена Евдокия чуть в слезах не утонула. Ан не вернешь. Прислал вскорости письмо, что жив, здоров и что обязательно вернется. Демьян Григорьевич опасался, что вслед за Петром и Колька на фронт будет рваться. Но нет, этот, видно, в другую породу пошел. Работал на заводе, мечтал в институт поступить, даже в университет, в Московский, в самый лучший в стране, он как раз тоже в эвакуацию в Свердловск приехал. Про братнины подвиги слушал спокойно, и Демьян Григорьевич на его счет успокоился, стал к младшему присматриваться, тому как раз шестнадцать годков исполнилось, самый опасный возраст, любая дурь может в голову прийти. Но нет, Васька, хоть братом и гордился и перед дружками хвастался, сам на фронт не рвался, учился, правда, тоже через пень-колоду, так, середнячок, не то что Колька, и на завод поступать не спешил. Все больше по хозяйству крутился, матери помогал. И Демьян Григорьевич окончательно успокоился. Сорок четвертый год отпраздновали весело, с елкой даже, Васька из лесу притащил. И хоть с харчами по-прежнему было не очень, зато войне скоро конец, это уж непременно. За это и первый тост выпили. Потом за Петьку, чтоб живой вернулся, а четвертый тост Демьян Григорьевич тихонько поднял сам, за то, чтобы Зинаида Вейсбах выжила. За то, чтобы Ленинград из блокадного кольца вырвали. И сбылось.

Двадцать седьмого января сорок четвертого года прорвали блокадное кольцо! Демьян Григорьевич, когда по радио услыхал, заплакал. Так заплакал, как будто у самого семья в Ленинграде была. Кондрат, дружок старый, задергал потом: чего да чего? Еле отвертелся. Даже со службы удрал, чтобы дома такое событие отметить, а там как раз Васька один, кашеварит. Евдокию Демьян Григорьевич с завода в больницу перевел, санитаркой, тоже, конечно, не баклуши бить, а все полегче, чем на заводе. Болеть она у него стала. Как Петр в армию сбежал, поседела вся, и здоровье в одночасье подорвалось. Так что жену он теперь берег. И Васька молодцом, первый материн помощник. И такое у него умиление к сыну накатило, а тут еще радость от снятия блокады, ну и вывалил он ему и про цацки царские, и про корону. Васька слушал внимательно, не перебивал, и к концу рассказа Демьян Григорьевич уж совсем скис, решил, что будет как с Колькой. Но Василий помолчал маленько, а затем серьезно так, вдумчиво спросил: