— Так, не мы буйствуем, — у Болотной-Яги вырывается злой смешок, — это он сам такой.
Альмигора с поспешностью подбегает к мужу и успевает оттащить его до того как утопленники попытались его схватить.
— Кирюха, сзади! — выкрикивает Хрюх.
С нечленораздельным мычанием к нам подбираются распухшие утопленники.
Жутко становится, а глаза словно вспотели, запрыгиваем на лист и тот, неожиданно приподнимается над трясиной.
— Спас-сибо! — заикаясь, говорю я дереву.
Из листвы, как капли росы, показываются чистые глаза и дерево говорит, странно, как струны арфы под умелой рукой:
— Это вам спасибо, вырастили, вкусно накормили, проси что угодно, — неожиданно говорит дерево.
— Их надо спасти, — указал я на Альмигору и Феофана Смелого и тут же из гущи изумрудной листвы сползает гибкий зелёный ус, с лёгкостью отшвыривает утопленников, обхватывает Альмигору и, вздумавшего размахивать мечом Феофана Смелого, аккуратно спускает их на лист.
— Чудеса, да и только, разумное дерево! — качнувшись на мягкой поверхности, произносит Феофан.
— Что ещё хочешь? — звучит удивительный голос.
— А можно мне, — я тушуюсь под пристальным взглядом блестящих как роса глаз и замолкаю.
— Ты хочешь поколдовать? — догадывается дерево.
— Да, — испытывая смущение, говорю я, — но ведь для тебя волшебство — пища.
— Это так … но что не сделаешь для друга … колдуй, — шумят ветви.
— Ты что придумал? — наклоняется ко мне Катя.
— Сейчас увидишь, — загадочно улыбаюсь я. — Придётся Водяного слегка потеснить.
— Что ты задумал, безобразник! — восклицает Болотная-Яга, что-то начинает бормотать, злобно завыли утопленники, но с довольным урчанием чавкнуло волшебное дерево, поглотив её колдовство, а дремучая старуха без сил валится на землю.
— Она сейчас умрёт! — пугается Катя.
— Не умрёт, — улыбаюсь я.
Воспоминания накрывают меня словно лавиной, я вижу мир глазами моего предка, мир давний, это далёкое прошлое, пятьсот лет тому назад.
— Где ты его нашёл? — статная интересная женщина держит в руках детёныша горностая.
Мужчина скользнул ладонью по окладистой бороде, улыбается в густые брови:
— Из гнезда выпал, хорошо куница его не заметила, Чечилии подари. Кстати, где она?
— В город подалась, художник к ней один не равнодушен.
— Быстро дочь взрослеет, — несколько неодобрительно говорит мужчина.
— Так вроде, нет у них ничего друг с другом, на холсте её ваяет.
— Знаю я этих художников, — мрачнеет мужчина, — за душой ни гроша и все гении.
— Этот состоятельный. Как же его звать? А, вспомнила, Леонардо!
— Замри! — шепчу я. — Останьтесь такими!
Картинка из далёкого прошлого, плавно колыхнулась, словно скат, стряхивая с широких плавников осевший песок и, плавно перетекает в наше время. Вздрогнули ветхие постройки, обозначился контур добротного дома украшенного резьбой, болото отступает, на плодородной земле вырастает сочная трава и ухоженные деревья, загоготали гуси, замычал бычок, чудно запели соловушки, раздаётся смех идущих с покоса девушек, раздражённо забубнил чернобровый мужик, отчитывая проказников-близнецов, где-то слышатся удары молота в кузнеце … а Болотная-Яга скукожилась и … словно растаяла.
— Она умерла? — пугается Катя.
— Нет, вон она, горностая в руках держит! — радостно смеюсь я.
Прошлое полностью растворяется и становится настоящим. Перед нами посёлок населённый хозяйственными людьми, всё здесь ладное, много построек и изобилие домашних птиц и животных. У большого дома, который так и хочется назвать теремом, на крыльце, увитом виноградными лозами, играет с шустрым зверьком женщина.
— Что это, волшебство? — обомлела она, увидев огромное дерево, верхушка которого теряется в облаках, вероятно там, где она жила, его не было.
— Здравствуйте бабушка! — звонко выкрикивает Катя, вконец удивив своим возгласом ещё совсем молодую женщину.
Она перехватывает извивающегося зверька, внимательно смотрит в нашу сторону, выделяет взглядом Феофана Смелого, замечает меч с богато украшенной рукоятью, кланяется:
— Чем мы можем вам быть полезны, господин? — без подобострастия спрашивает она.
— Чудеса, да и только! — вместо ответа говорит Феофан Смелый, он поражён увиденным ещё больше чем эта женщина.
— Это дерево ты господин, вырастил в одночасье? Вы великие волшебники? — женщина всё же не может справиться с эмоциями.
— Не я, это тот мальчик созорничал, — с пренебрежением кивает он в мою сторону.
— Так получилось, — скромно пожимаю я плечами.
Собирается удивлённый народ, с восхищением смотрят на роскошное дерево, а оно благодушно шевелит листьями и мне кажется, волшебному дереву приятно всеобщее внимание.
— А дочь моя где? — с беспокойством оглядывается женщина.
— Она там, — указываю я направление. — Но вы пока туда не идите, она сама придёт.
— У меня на сердце грусть, мне кажется, с ней что-то случилось, — прижимает к груди юркого зверька женщина.
— Она придёт, — уверенно говорю я.
— Господин, — из толпы выходит старик с седой бородой и кланяется Феофану Смелому, — вероятно вы рыцарь и для нас будет великой честью, если вы отобедаете у нас. Феофан Смелый подбоченился, гордо оглядел людей, выждал паузу и с достоинством кивает: