Петя медленно приближался, а она не могла решиться, ни на первое, ни на второе, с ужасом глядя в его бессмысленные глаза… и тут рядом с ним возникла фигура женщины; женщины в чёрных одеждах!.. Надежда смотрела в её лицо и не могла поверить.
– Это не я! – крикнула она в отчаянии.
– А кто? – издалека долетел до сознания Петин голос.
– Не я! Это не я!.. – выронив вилку, Надежда попыталась закрыть руками лицо, прячась от жуткого видения, но Петя уже стоял рядом и резко отбросил вниз её ладони.
– Нет, ты смотри на меня! А кто ещё мог их спереть? Колька, что ли?..
– Это не я! Оглянись назад!
– И чего я там не видел? – Петя усмехнулся, – за дурака меня держись? Сдёрнуть хочешь?!.. – одной рукой он схватил Надежду за горло, а другой, уткнул лезвие ей в живот.
И тут лицо женщины за его спиной озарилось лучезарной улыбкой…
3. Любовь
Сидя за столом, обитым железом (в описи он значился как «верстак слесарный»), Петрович лениво разглядывал противоположную стену, пока его взгляд не остановился на яркой картинке. Ему было безразлично, что перед ним сам Генеральный Секретарь ЦК КПСС – он думал; думал, о чём бы таком ему подумать. Это было очень знакомое состояние, когда пытаешься впихнуть в голову хоть какую-то мысль, но не можешь продавить вакуум.
Иногда подобная беспомощность пугала Петровича. Он вдруг с ужасом представлял, как утратит все желания, забудет всё, что знает, и, может быть, даже разучится говорить. Кстати, последнее уже случалось, и вместо нужных слов приходилось глупо размахивать руками, надеясь на догадливость окружающих. Но потом страх превратиться в дебила или идиота (он не знал, какая разница между этими понятиями) проходил, ведь уже много лет назад найден способ заполнять вакуум, и требуется для этого совсем немного.
Петрович наклонился и извлёк из ящика початую бутылку.
Петрович налил полстакана и вновь спрятал бутылку подальше от всевидящего ока начальства. Аккуратно отрезал четвертинку луковицы, понюхал её, словно проверяя, не испортился ли продукт со вчерашнего дня, и отсалютовав Генсеку, выпил.
– Ну, и что ты смотришь? – спросил Петрович, ставя пустой стакан, – тебе тоже налить? Могу. Мне не жалко, только принёс бы сам хоть раз, а то только лыбишься целыми днями.
Петрович мечтательно поднял взгляд с пёстрого маршальского мундира к грязному потолку и закурил, предварительно размяв «беломорину» и дунув в неё так, что табачная крошка повисла на его щеке, но это было не важно.