Кёсем-султан. Заговор

Подобного оскорбления гордый Ахмед-эфенди выдержать не смог. И к нему в его праведном возмущении присоединились прочие улемы, прекрасно представлявшие себе последствия: оскорбили одного – значит, впоследствии оскорбят и другого, и третьего, и где уверенность, что в этом списке не окажется твоего имени вместе с именем твоей дочери? И без того уже базарные актеришки, потешающие толпу историями о Карагёзе и Хадживате, вставляют в свои безобразные комедии истории о «некоем улеме», что сам распускал слухи о красоте своей дочери, дабы глупый падишах купился на эти истории и взял не глядя порченый товар? А толпа радостно хохочет…

Впрочем, хохотать на базарах вскорости перестали, ведь султан задумал совершить никях с одной из своих хасеки, а для этого нужны были средства, – у султана и калым должен быть султанским! А денег в казне не было. И кто, спрашивается, должен оплатить в этом случае султанскую свадьбу, а, правоверные? Вот то-то же! Давайте, отпирайте сундуки, широко отворяйте ворота!

При воспоминании об этой истории лицо Кёсем-султан страдальчески скривилось.

Нет, она ничего не имела против Хюмашах-султан, пускай та и была гордячкой и зазнайкой. Многие из избранниц Ибрагима казались в гареме чужачками, взять хоть ту же Шивекяр-султан, которая попала в опочивальню султана уже взрослой (немыслимое деяние для прежних времен!) и весила почти семь килекейлов[4]! Попала Шивекяр-султан в гарем исключительно оттого, что Ибрагим любил сказки, и умелые калфа-сказочницы поведали ему легенду о том, что чем толще женщина, тем слаще заниматься с ней любовью. На следующий же день Ибрагим-султан инкогнито отправился гулять по Истанбулу – история, сама достойная сказки! – и вид толстых женщин в абаях возбудил его. Он велел доставить ему самую привлекательную и веселую. Так в гареме появилась Шивекяр-султан.

Она, конечно, была здесь совершеннейшей чужачкой, и сама прекрасно это понимала. Пыталась как-то сгладить это впечатление, быть полезной, разработала вакыф для чтения частей Корана по временам года для ич-огланов дворцовых казарм янычарского корпуса. Хюмашах до такого благочестивого деяния было куда как далеко. Зато Хюмашах была здесь своей…

Поморщившись, Кёсем-султан призналась себе со вздохом, что предпочла бы сто Шивекяр одной Хюмашах-султан. С бесстрашной и говорливой толстушкой можно было найти общий язык (и Кёсем-султан, надо сказать, не преминула тут же это сделать!), а вот с обманчиво простодушной Хюмашах…

Пожалуй, Хюмашах-султан могла бы стать следующей Хюррем – насколько облик давно покойной роксоланки вообще удавалось разглядеть сквозь завесу преданий. В ней было то, к чему подсознательно стремилась та же Айше и чего никогда не смогла бы достичь, будучи слишком уж обученной. В глазах Хюмашах блестела некая лукавинка, иблисовщинка, а притворно скромная улыбка всегда была готова смениться задорным смехом.

Эта девушка вся была кинжалом, спрятанным в роскошных ножнах, на которых, если приглядеться, были золотом по бархату вытиснены тщательно замаскированные непристойные картинки. Но любой, кто загляделся бы на эти ножны, рисковал получить холодную сталь под ребра. Такова была Хюмашах, и Ибрагим-султан не мог устоять против ее чар.

А еще Кёсем считают ведьмой! Смешно…

(Она вновь поморщилась. Вовсе незачем было сейчас вспоминать о кинжале!)

Против Хюмашах сплотился весь гарем – как когда-то, говорят, против роксоланки Хюррем. И, увы, ровно с тем же итогом, ведь на стороне Хюмашах был сам султан, а если султан на твоей стороне, то кто будет против? Сестрам и племянницам, рискнувшим возвысить голос, Ибрагим урезал содержание до смешного: последние гаремные служанки получали больше денег, чем султанши. Более того, Ибрагим велел конфисковать имущество собственных сестер и племянниц, преподнеся все в дар Хюмашах! Дошло до того, что Фатьма-султан, Айше-султан, Ханзаде-султан и Исмихан Кая-султан вынуждены были прислуживать за столом проклятой Хюмашах!

Три сестры-султанши и султанша-племянница – в служанках!

После этого звезда Хюмашах засияла ярко. Слишком ярко, по мнению Кёсем. Девочка не понимала, что нынче не времена роксоланки, а супруг ее – отнюдь не Сулейман Кануни! Тот, по крайней мере, отличался трезвым рассудком.

Насчет Ибрагима Кёсем-султан не испытывала никаких иллюзий. Проклятый кинжал нашел и его тоже. Нашел, сделал своим рабом и теперь заставляет творить безумства.

А Хюмашах потакает ему в этом. Как ранее потакала Турхан, уж в этом-то Кёсем-султан была убеждена. Без ее попустительства Ибрагим не мог столько лет хранить в тайне владение кинжалом.

Айше, с некоторых пор вновь предпочитавшая называться Хадидже-второй, уже призналась, что видела кинжал у Мурада. Призналась – и раскаялась в своих деяниях. Теперь, похоже, наступила очередь Турхан. Ведь Ибрагим совсем не собирался останавливаться.