Сердце приятно защемило от мысли, что настанет день, когда эту ношу ей придется у «матушки-султанши» перенять: не на Ибрагима же ее взваливать, пускай уже не ребенка, но все равно трепетного и ранимого! Но покамест хорошо все-таки, что на свете есть старая хитроумная Кёсем.
– продолжал Ибрагим, в перерывах между строками осторожно целуя атласную кожу Турхан.
Она, не переставая наслаждаться поцелуями, перевернулась на живот. Двумя пальцами ухватила бронзовую шляпку, потянула – гвоздь чуть выдвинулся, но ничего больше не произошло.
Наверно, нужно упереться рукой в ту плитку, из стыка над которой он торчит…
– тихонько напевал Ибрагим. Ах, мой золотой малыш, ты позабыл, кто тут газель, кто охотник… охотница… Ну, не буду тебе напоминать!
Вновь грациозно изогнувшись (и потаенно улыбнувшись, когда у Ибрагима перехватило дыхание), Турхан, продолжая держать двумя пальцами правой руки гвоздь, левой дотянулась до изразцовой плитки и нажала всей ладонью. За миг до этого ей показалось, будто на изразце возник отпечаток другой ладони, гораздо большей, чем ее или даже Ибрагима, и почему-то измазанной кровью. А ее рука будто сквозь холод прошла, ощутила бесплотное сопротивление: как если бы некто, давно оставивший этот мир, попытался ее остановить… но куда ему, бестелесному…
Юная хасеки пугливо отдернула руку. Но плитка уже отошла от стены. За ней был неглубокий темный проем. А в нем…
Любопытство победило. Рука Турхан скользнула в этот проем – и сразу нащупала что-то. Еще не увидев, только по осязанию Турхан с разочарованием поняла, что это всего лишь какой-то кинжал: и гвоздь, и тайник под ним, выходит, оба имели отношение к оружию, главной утехе покойного султана…
– Дай сюда!
Она содрогнулась, не поняв, чей это голос – страшный, хриплый, – сейчас прозвучал у нее над ухом. А когда поняла, не поверила.
Ибрагим, ее золотой мальчик Ибрагим, стремительно ринулся вперед и как тряпку отшвырнул с пути ту, которую только что звал своей хасеки, звездой своего небосвода, повелительницей своей души. Вырвал из ее дрожащих пальцев кинжал. Жадно охватил его рукоять – резную, янтарную…
И глаза молодого султана вдруг зажглись темным огнем.
Глава 13
Время неистовства
«Лишь несведущие полагают, будто случаи, когда опекаемый, несчастный, нуждающийся в защите страдалец вдруг во мгновение ока превращается в опасного зверя, часты. В действительности они редки. Но все же не настолько диковинная это редкость, чтобы умолчать о ней.
Причину таких превращений столпы медицины тщатся распознать издавна, но по сей день они еще далеки от разгадки. Иные полагают, что виной всему влияние луны. Также общераспространено убеждение, что климат оказывает непосредственное воздействие на природу и характер животных духов, а следовательно, на нервозность или спокойствие, воображение, страсти и в конечном счете на любые душевные болезни. Однако суть этой зависимости не вполне ясна, а результаты ее – неоднозначны.
Если на то будет воля Аллаха, врачи грядущих веков с большей уверенностью, чем мы, сумеют судить о связи между безумием и мирозданием в целом. Мы же покамест наблюдаем проявление, но можем только гадать о причинах».
Турхан бежала через сад, крепко прижимая к груди дитя. Сын спал, спал тем блаженным детским сном, что несет в себе лишь благословение Аллаха. Грезы в этих снах сладки и полны халвы с шербетом, смеющихся друзей и прекрасных игрушек, а пробуждение от них радостно и несет бодрость на целый день. Шестилетний Мехмед улыбался во сне – о, если б Турхан могла так улыбаться!