Кинотеатр повторного фильма

Но в России в восьмидесятых случилось нечто обратное. «Эммануэль» пришла туда вместе с домашним видео. Но домашнее видео было мало кому доступно. Отсюда странный феномен коллективного просмотра «Эммануэль» на маленьком экране в набитых гостями комнатах, а потом в полуподпольных полуподвальных видеосалонах. Эти коллективные просмотры вместе со знакомыми и полузнакомыми людьми коренным образом отличались от киносеансов в темном зале, где все зрители анонимны и никто никого не видит и не знает. Это очень странный и немного стыдный опыт, через который прошло, наверно, большинство моих ровесников. Поэтому почти у каждого из них есть своя «Эммануэль».

И все-таки не зря я посмотрел сейчас этот фильм. Как теперь говорят, «закрыл гештальт». И вдруг оказалось, что мы в юности постоянно танцевали медленные танцы под песню Пьера Башле из этого фильма. Только в исполнении Джо Дассена. А я и не знал, что она оттуда. Какая удивительно милая песенка. Как там, если перевести?

Сердце Эммануэль поет мелодию любви,
Как оно бьется в разлуке с телом.
Тело Эммануэль поет мелодию любви,
Ах, как оно поет разочарованному сердцу!

Господи, какая чушь! И как же приятно вспоминать!

«Любовь и смерть». Шлемель и импостер

В финальном эпизоде нашумевшего сериала про шахматы «Ход королевы» свою предпоследнюю партию на решающем для нее турнире в Москве героиня играет с бывшим чемпионом мира, пожилым советским гроссмейстером Luchenko. На этом турнире в Москве все прекрасно, чего уж там, но самое прекрасное – это все-таки прическа этого самого Luchenko. У него на голове покоится некая гора, сделанная из синтетического материала серебристого цвета, напоминающего, но не до конца, отросшую шерсть давно не стриженого серого терьера. Эта штука вызвала во мне мгновенный укол узнавания, но я долго не мог вспомнить, где же я уже видел подобную красоту. Наконец меня осенило: ну да, господи, Вуди Аллен, «Любовь и смерть».

Там есть сцена из русского помещичьего быта. Вуди Аллен и Дайан Китон сидят за круглым чайным столом, покрытым белой кружевной скатертью. На столе баночка с вареньем, молочник, кусок чего-то похожего на творожную пасху, нарезанный черный хлеб, три пирожка на блюдце из русского магазина на Брайтон-Бич. На заднем плане самовар. Дайан Китон в сереньком скромном платочке разливает чай в чашки из тонкого фарфора. «О, Бóрис, – говорит она. – Я люблю тебя сильнее, чем даже могла бы когда-то себе представить! Я хочу от тебя детей!» – «Каких?» – спрашивает Вуди Аллен страстным заинтересованным полушепотом. «Маленьких детей!» – поясняет Дайан Китон. «Конечно! – соглашается Вуди Аллен. – Крупные обычно умственно отсталые!»

На нем какая-то невероятная шапка с бордовым верхом и меховой опушкой. Такие носили стрельцы на картинах Сурикова и женщины выше среднего достатка во времена моего советского детства. Шапка надвинута почти на самые очки. Но, самое главное, он одет в шубу точно из такого же материала, из которого сделаны волосы на голове гроссмейстера Luchenko. Собственно, волосы гроссмейстера Luchenko – это просто выдранный из этой шубы клок.

«Вот так, по клокам они теперь все и выдирают из классики. И даже не помнят, откуда выдрали», – с горечью подумал я, а потом вспомнил, как почти сразу после этой сцены Вуди Аллен с Дайан Китон поехали убивать Наполеона. А потом, как к маленькому пухлому Наполеону приводят его двойника, тоже маленького Наполеона, только лысого. Но когда лысый Наполеон надевает накладку и треуголку, он становится неотличим от настоящего Наполеона. И тогда один Наполеон решает научить другого Наполеона, как правильно ходить, как Наполеон. И они прохаживаются по зале гордо, по-наполеоновски. Но быстро ссорятся и начинают друг друга пинать.

А на переднем плане два наполеоновских генерала в медалях, погонах и бакенбардах плетут страшные политические интриги. И когда Наполеоны валятся на пол и начинают мутузить друг друга что есть мочи, один из генералов с пафосом произносит: «Они называют меня сумасшедшим, но однажды мое имя будет вписано в историю Франции большими буквами: Сидней Аппельбаум!»

И я сразу подумал, что надо пересмотреть «Любовь и смерть» Вуди Аллена. Сто лет ведь не пересматривал.

Когда я только приехал в Америку, первый фильм, который мне показали мои друзья, был «Любовь и смерть». Наверное, они надеялись, что я от этого кино сразу почувствую себя немножко дома. Но все эти мужики в лапсердаках и бабы в платках типа babushka меня скорее обидели, чем развеселили. Я был тогда еще не очень знаком с «клюквой» и не очень понимал, как к ней относиться.