Кинотеатр повторного фильма

В субтитрах, возникающих на экране в самом начале фильма, трижды повторяется слово «страх»: «Изучая оргазмические рефлексы в качестве ассистента Фрейда, Райх открыл энергию жизни, вскрыв первопричины страха перед свободой, страха перед правдой и страха перед любовью, присущих современному человеку».

Между тем весь фильм существует в каком-то постоянном переходе от комического к страшному и обратно. Надутые ученики Райха, пожилые мужчины в хороших костюмах, выглядят комично до тех пор, пока мы не становимся свидетелями странных манипуляций, которые они производят со своими пациентами (в основном пациентками), вызывая у них то ли настоящие оргазмы, то ли эпилептоидные истерические припадки.

Трансвестит Джеки Кёртис, известный в основном своей принадлежностью к окружению Энди Уорхола, который трогательно рассказывает о своей сексуальной инициации, выглядит смешным фриком. Но методично бьющиеся головой о стену сумасшедшие в смирительных рубашках очень страшны. Веселая политическая порнография двадцатых, призывающая трудящихся трахаться во имя скорейшего наступления пролетарской революции, очень смешна. А сцена насильственного кормления пациента психиатрической больницы – ужасна.

Очень смешна документальная сцена, в которой художница Нэнси Гофри облепляет гипсом член редактора порнографического контркультурного журнала Screw Джима Бакли для создания его скульптурной модели. Все это происходит под задорную песню Дунаевского из «Детей капитана Гранта» («Капитан, капитан, улыбнитесь»). А потом кадры пластиковой модели члена Джима Бакли, этого как бы монумента пенису, плавно перетекают в кадры из фильма Чиаурели «Клятва» (1946). Там Сталин в полувоенном френче и галифе, весь, от носков сапог до головы, точно такой же формы, как этот монумент, провозглашает: «Товарищи, мы с успехом завершили построение первой стадии коммунизма!» «Спасибо партии, великой партии…» – поет народный хор. И все это уже не смешно.

Страх, по Райху, – это следствие подавления оргазмических рефлексов. Другое его следствие – агрессия. Весь фильм как бы прошит насквозь перформансом радикального художника и поэта Тули Купферберга, в котором тот, одетый в форму американского пехотинца, пробирается с игрушечным автоматом по улицам Нью-Йорка, лавируя в толпе приличной, хорошо одетой публики. Время от времени Купферберг останавливается и делает со своим автоматом что-то весьма неприличное. Во все более убыстряющемся темпе. Это 1971 год. Война во Вьетнаме в самом разгаре. Граждане не обращают на него особого внимания. Мало ли в Нью-Йорке психов. Смысл перформанса достаточно прозрачен – подавленный секс равен убийству.

Если дать человеку сексуальную свободу, его рефлексы будут освобождены и жестокость в мире прекратится. Но сама биография Райха, воспроизведенная Макавеевым на экране, заставляет задуматься о том, так ли все на самом деле просто? Вильгельм Райх сначала изобрел машину, заключающую сексуальную энергию, оргон, в герметический ящик. Он закончил жизнь тем, что разработал гигантскую космическую пушку, использующую оргон для защиты от неведомых космических захватчиков.

Да и в самом оргонном аккумуляторе, этом предвестнике сексуальной революции, таилось что-то устрашающее. Этот странный ящик как бы одновременно олицетворял революцию и реакцию – и современники это чувствовали. За три года до «ВР…» на экраны вышел фильм Роже Вадима «Барбарелла». В нем злодей-ученый по имени Дюран-Дюран пытается до смерти замучить героиню Джейн Фонды, заперев ее в оргон-аккумулятор. А через два года после «ВР…», в 1973-м, Вуди Аллен снял фантастическую комедию «Спящий». Его герой просыпается в отдаленном будущем, когда люди совсем перестали заниматься сексом – скучно и утомительно. Зато на всех углах стоят аппараты под названием «Оргазмотрон», точно воспроизводящие знаменитый райховский прибор. И, кстати, его герой, как и героиня Фонды, тоже чуть не гибнет в этом автомате.

Британский писатель Кристофер Тёрнер, автор книги «Приключения оргазмотрона: Вильгельм Райх и изобретение секса», писал: «Когда я впервые узнал об аккумуляторе, то был поражен: как, скажите на милость, могло получиться, что, для того чтобы избавиться от сексуальных репрессий, целое поколение решило залезть в клозет? И почему другие почувствовали в этом столь страшную угрозу? Какова же ирония сексуальной революции, если ее символом стал металлический ящик?»

Мишель Фуко, ссылаясь на работы Райха, предположил, что сексуальное освобождение, несмотря на его очевидный успех, создало возможности для использования гораздо более извращенных и потаенных форм власти и подавления. Собственно, сейчас, почти через пятьдесят лет после выхода фильма, когда временнóе расстояние между нами и «ВР…» примерно такое же, как время, прошедшее между написанием «Войны и мира» и наполеоновскими войнами, фильм Макавеева прочитывается скорее как некое предупреждение.