Кинотеатр повторного фильма

Такого героя даже нельзя назвать ненадежным рассказчиком. Он хочет быть честным с самим собой, но его собственное «Я» постоянно его обманывает. Поэтому его воспоминания – это смесь фактов, фантазий, галлюцинаций и бреда. Кстати, наверное, не случайно жертву и возлюбленную главного героя «Конформиста» сыграла Доминик Санда, которая ровно за год до этого прославилась своей первой ролью в кино, сыграв Кроткую у Робера Брессона в знаменитой экранизации повести Достоевского.

Итак, фильм начинается с того (сейчас я могу пересматривать эту сцену бесконечное количество раз), что герой Жана-Луи Трентиньяна полулежит на расстеленной постели и, видимо, дремлет. Глаза его закрыты. Он почти целиком одет. На нем белая рубашка, галстук и жилет. Но вот он резко открывает глаза и снимает телефонную трубку. Это какой-то очень важный звонок. Он кладет трубку, поднимается, быстро застегивает жилетку, поправляет галстук, встает, надевает пиджак и пальто, достает из дорожного несессера пистолет и, застегивая пальто, возвращается к покинутой кровати, на которой лежит обнаженная женщина. Она лежит на животе. Зад женщины прикрыт шляпой. Герой надевает шляпу себе на голову и заботливо прикрывает лежащую женщину простыней. Женщина пытается проснуться, но у нее не получается. Герой выходит на улицу, в парижскую предутреннюю мглу.

И эта шляпа, покрывающая женский зад (почему? как она туда попала? почему женщина спит в таком положении?) задает тон всему остальному фильму. Может быть, герой и не просыпался? Может быть, это все еще сон? То есть ты, зритель, мог бы с самого начала понять, что режиссер затевает с тобой какую-то странную и не совсем безопасную для твоей психики игру.

Герой отправляется на «операцию». Причем операцию эту следует понимать в двух смыслах. С одной стороны, это операция по ликвидации политического противника фашистского режима, которой он сам и вызвался руководить. А с другой стороны, это операция, которую он должен проделать над самим собой. Нечто вроде лоботомии, которую он должен себе сделать, причем собственными руками и без наркоза. В медленно и сонно ползущей по заснеженной дороге в предутреннем тумане машине герой пытается свести свои мысли в одну точку: «Это вот как было. Я просто расскажу по порядку».

Дело в том, что наш герой пережил в детстве страшную сексуальную травму, отягощенную еще и, как он думает, убийством другого человека. Из-за этого, а еще из-за того, что он отпрыск дегенеративного аристократического рода, что его отец сумасшедший, а мать наркоманка, герой Трентиньяна, несмотря на внешне благополучное и комфортное существование, всю жизнь остро ощущает себя изгоем, не таким, как все. Он хочет стать обыкновенным, слиться с толпой. Но он одержим идеей нормальности как раз в то время, когда весь мир вокруг сошел с ума. И стать нормальным означает принять безумие, сделаться его частью, закружиться в вихре макабрического карнавала.

И тогда оказывается, что для того, чтобы стать «нормальным», ему нужно проделать над собой такую операцию, которая навсегда и безвозвратно сделает из него безумца. Чтобы влиться в этот безумный мир, стать полноправным его членом, ему нужно нанести себе какой-то непоправимый ущерб.

На службу в фашистскую тайную полицию его приводит друг, диктор муссолиниевского радио, который слеп от рождения. Бал слепых с фашистскими значками на лацканах, на котором присутствует герой Трентиньяна, – одна из ключевых сцен фильма. Конформизм – это в известном смысле жертва. Чтобы стать как все, ты должен что-то отдать. Чтобы пристроиться сзади к цепочке брейгелевских слепых, ведомых слепым поводырем, необходимо сначала самого себя ослепить.

После «Конформиста» хорошо посмотреть во многом наследующего ему сюрреалистического «Лобстера» Йоргоса Лантимоса, главного и самого актуального, на мой взгляд, фильма десятых годов нашего века. Лантимос использует ту же самую метафору совсем уже в буквальном, невыносимом смысле. Цена вхождения в мир на равных правах со всеми, превращения себя в одного из многих – самоослепление.

И вот наступает сама «операция». Безумно красивая в своей отвлеченно нечеловеческой стерильности. Где в роли хирургов выступают «ленивые убийцы в полумасках» (если вспомнить строчку Сергея Гандлевского), а сам герой пребывает в состоянии, похожем на наркоз, в котором он все видит и ничего не чувствует. Все это только сон.

И на какое-то время операция помогает. Но только на какое-то. Сознательный конформизм – это обреченное предприятие. Того, кто насильственно заставил себя стать частью толпы, толпа рано или поздно распознает и беспощадно растопчет.