Кинотеатр повторного фильма

Во время подготовки к судебному процессу над отцом и младшим сыном Фридманы продолжали снимать себя на кинокамеру. Как и должно было случиться, семья треснула в самом слабом месте. Все трое сыновей безоговорочно поддержали отца, свято веря в его полную невиновность. Мать, которая прожила с мужем тридцать лет, ничего о нем не подозревая, осталась одна в своей обиде, в своем горе. Из интервью с Элейн, снятых почти через двадцать лет после всех этих событий, очевидно, что она так и не простила мужа. С ее точки зрения, даже если Арнольд и не совершил ничего такого, в чем его обвиняют, он все равно заслужил наказание. И сыновья отвернулись от нее как от предательницы. Камера холодно регистрирует расширяющуюся трещину между Элейн и остальными Фридманами. Несколько эпизодов семейных скандалов вошли в фильм, и смотреть их невыносимо.

Перед Арнольдом Фридманом стоял выбор: либо довести дело до суда присяжных, на котором его будут судить вместе с Джесси, либо сознаться в преступлениях, которые он не совершал. Адвокат говорил Арнольду, что перед присяжными у него мало шансов, но заодно он утащит на дно сына, и поэтому лучше признаться. Элейн придерживалась того же мнения. Сыновья были против, они требовали от отца сопротивления. Но Арнольд к тому моменту был уже полностью сломленным человеком. И, кажется, он в самом деле хотел искупления. И все это зафиксировано камерой.

Так получилось, что главной темой фильма оказалось ложное искупление. Вернее, его полная невозможность. Незадолго до признания Арнольд застраховал свою жизнь в пользу Джесси. Страховка покрывала самоубийство, которое клиент мог совершить не раньше, чем через два года после покупки полиса. Своего рода премия за самоубийство. Все это можно было бы назвать замечательным сценарным ходом. Только кто тут сценарист?

В ночь перед отъездом Арнольда в тюрьму сыновья устроили ему что-то вроде прощального ужина. Всем было понятно, что Арнольд не вернется никогда. Однако Дэвид, Сет и Джесси не хотели поминок по живому отцу. То, что происходило у Фридманов в эту ночь, было в первую очередь киносъемкой. При включенной камере Арнольд, Дэвид, Сет и Джесси, обнявшись, танцуют канкан. Крупный план Арнольда. «Я еще здесь! – говорит он. – Пока…» Дэвид притащил разный клоунский реквизит. Арнольда обвесили воздушными шариками. «Я еврейский птеродактиль!» – кричит Арнольд, размахивая шариками, как крыльями. Птеродактили – драконы, которые пожирают детей. Евреи приносят в жертву христианских младенцев. Этого не может быть в реальности. Это кино.

Арнольд думал, что жертвует собой ради сына. Но случилось то, чего он больше всего боялся. Он окончательно утащил сына на дно. После того как отец отправился в тюрьму, прокуратура предъявила Джесси больше двухсот пятидесяти обвинений в сексуальных преступлениях против детей. Только изнасилований в списке было около сотни. Судья пообещала, что за каждое из преступлений, в котором присяжные найдут его виновным, он получит отдельный срок. Трех обвинений из двухсот пятидесяти было достаточно, чтобы отправить его в тюрьму на всю жизнь. Его отец признал себя виновным. На всех уроках он был вместе с отцом. Шансов перед присяжными у Джесси не было никаких.

Прокуратура предложила ему покаяться в нескольких преступлениях. Это давало Джесси возможность избежать суда присяжных. Учитывая его молодость, он мог ожидать некоторого снисхождения со стороны судьи. Особенно если рассказать о том, как отец насиловал его с раннего детства, а потом, когда он вырос, заставлял участвовать в насилии над другими маленькими мальчиками. Братья умоляли не соглашаться. Мать уговаривала сдаться. Она хотела спасти сына.

Джесси было девятнадцать лет. Он был насмерть перепуганным подростком, которого собирались упечь в тюрьму навсегда по чудовищным, ни с чем не сообразным обвинениям. Ему хотелось оставить себе надежду хотя бы на немножко жизни. Пусть даже эта жизнь наступит очень нескоро. Джесси пошел сдаваться. Братья снимали его по дороге в суд, в зале суда и в перерыве между заседаниями.

В одном из перерывов Джесси выбежал из зала и стал танцевать на ступеньках суда перед кинокамерой. Это было продолжением кино. В какой-то момент съемка была прервана. На братьев Фридманов напала толпа родителей «пострадавших» детей. Государственные обвинители видели этого танцующего длинноволосого, похожего на Ринго Старра мальчика из окон своего офиса. Через полтора десятка лет они взволнованно рассказывали об этом Эндрю Джареки. Какими же нужно было быть монстрами, чтобы после всего содеянного…

* * *

Вскоре после того, как Джесси был посажен в тюрьму, карьера его старшего брата Дэвида Фридмана стремительно пошла вверх. Через несколько лет из простого уличного клоуна он превратился в солидного владельца клоунского агентства и самого желанного гостя на праздниках детей обеспеченных ньюйоркцев. Он стал чем-то вроде городской достопримечательности, и в 1994 году «Нью-Йоркер» опубликовал про него большую статью.