Читаем Кинотеатр повторного фильма полностью

В минуту жизни труднуюТеснится ль в сердце грусть,Одну молитву чуднуюТвержу я наизусть.Есть сила благодатнаяВ созвучьи слов живых,И дышит непонятная,Святая прелесть в них.С души как бремя скатится,Сомненье далеко —И верится, и плачется,И так легко, легко…

Почему, собственно, именно это стихотворение? Ну, возможно, Арчи другого просто не знал. Нет, давайте мы с вами поставим вопрос по-другому. Почему создатели фильма заставили Арчи читать именно это стихотворение? По утверждению не знающего русского языка Клиза, он понятия не имел, что он читает. Просто как попугай воспроизводил какие-то звуки. В его сценарии этого стихотворения тоже нет. Но кто же тогда вставил его в самый последний момент? Может быть, Крайтон? Впрочем, не важно. Пусть Лермонтов попал в этот фильм случайно.

Важно, что, когда одно выдающееся произведение накладывается на другое, как в нашем случае Лермонтов на «Рыбку Ванду», часто возникают удивительные и непредсказуемые интерференции. Вот, например, великий русский композитор Михаил Глинка написал на лермонтовские слова «Молитвы» романс. И посвятил его дону Педро. Да-да, своему другу и секретарю дону Педро Фернандесу Неласко Сендино, с которым он познакомился во время путешествия в Испанию. В «Записках Глинки» читаем: «В отсутствие Pedro, оставшись один в сумерки, я почувствовал такую глубокую тоску, что, рыдая, молился умственно и выимпровизировал „Молитву“ без слов для фортепиано, которую посвятил Дон Педро. К этой молитве подошли слова Лермонтова „В минуту жизни трудную“».

Не знаю, как у вас, а в моей голове сразу начинает звучать бессмертный мем из одной из главных отечественных комедий «Здравствуйте, я ваша тетя!»: «Дон Педро был такой мужчина…» Так великая англо-американская комедия вдруг подмигивает великой русской комедии, снятой по английской пьесе.

Возможно, что кто-то из членов съемочной группы когда-нибудь слышал романс Глинки. Он очень известен. А может быть, дело совсем в другом. Возможно, дело всего-навсего в двух последних словах. Вернее, в одном слове, повторяющемся дважды: «легко, легко». Уж значение этого-то слова они наверняка должны были знать.

«Ванда, – говорит Арчи. – Ты хоть представляешь себе, каково это – быть англичанином? Быть все время таким правильным? Быть таким подавленным этим страхом сделать что-то не то? Сказать кому-то: „Вы женаты?“ И услышать: „Моя жена ушла от меня сегодня“? Или спросить: „У тебя есть дети?“ И услышать, что все они сгорели… сгорели в эту среду? Понимаешь, Ванда, мы все боимся неловкости. Поэтому мы такие… мертвые. Большинство моих друзей мертвецы. Ужинаю с кучей трупов».

И вот в сцене с раздеванием этот закомплексованный, застегнутый на все пуговицы, сексуально репрессированный англичанин от всего этого освобождается. С каждым сброшенным предметом одежды ему становится все легче. Легче, еще легче, совсем легко. И в этот самый момент он попадает в самую неловкую в своей жизни ситуацию. Господи, как это смешно! Хорошие все-таки были времена!

* * *

Оказалось, что на семинаре «Сильные тексты», на который меня позвали выступить, вместе со мной должен был выступить также музыкант Алексей Паперный. Удивительно. Ведь это клип на его песню «Скажи легко» я непрерывно крутил несколько недель подряд лет десять назад. И тут сразу вспомнил:

Скажи легко – и жить легко,И видно небо далеко.Сидим себе на облаках,Как у кого-то на руках.

Какая классная песня! И какая замечательная комедия «Рыбка по имени Ванда»! Кстати, в первой версии фильма последнее лермонтовское четверостишие прозвучало еще один раз в финале, когда Арчи и Ванда сидят вместе с украденными бриллиантами в самолете, отлетающем в Бразилию. В Бразилию, «где много диких обезьян».

Перед тем как поцеловать Ванду, Арчи произносит:

С души как бремя скатится,Сомненье далеко —И верится, и плачется,И так легко, легко…

Это чтобы она возбудилась. И тут камера переходит на туфли Ванды. А они у нее в виде двух зубастых акул. И всем сразу становится ясно, что зря бедняга Арчи так торжествует. Не успеют они долететь до страны, где много диких обезьян, как его возлюбленная, в момент высшего напряжения их страсти, стукнет его по голове, и ищи ее потом вместе с бриллиантами. «Бриллианты – лучшие друзья девушки», как говорится в другой замечательной комедии.

Но на предварительных показах фильма зрителям категорически не понравился такой финал. Зрителю всегда хочется, чтобы герои поженились, жили счастливо до ста лет и умерли в один день. Чтобы «легко». Так что финал пришлось переснять. В результате вместо «Молитвы» в финале такой вот диалог.

Перейти на страницу:

Все книги серии Кинотексты

Хроника чувств
Хроника чувств

Александр Клюге (род. 1932) — один из крупнейших режиссеров Нового немецкого кино 1970-х, автор фильмов «Прощание с прошлым», «Артисты под куполом цирка: беспомощны», «Патриотка» и других, вошедших в историю кино как образцы интеллектуальной авторской режиссуры. В Германии Клюге не меньше известен как телеведущий и литератор, автор множества книг и редкого творческого метода, позволяющего ему создавать масштабные коллажи из документов и фантазии, текстов и изображений. «Хроника чувств», вобравшая себя многое из того, что было написано А. Клюге на протяжении десятилетий, удостоена в 2003 году самой престижной немецкой литературной премии им. Георга Бюхнера. Это своеобразная альтернативная история, смонтированная из «Анны Карениной» и Хайдеггера, военных действий в Крыму и Наполеоновских войн, из великого и банального, трагического и смешного. Провокативная и захватывающая «Хроника чувств» становится воображаемой хроникой современности.На русском языке публикуется сокращенный авторизованный вариант.

Александр Клюге

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза
Герман. Интервью. Эссе. Сценарий
Герман. Интервью. Эссе. Сценарий

«Проверка на дорогах», «Двадцать дней без войны», «Мой друг Иван Лапшин», «Хрусталев, машину!» – эти фильмы, загадочные и мощные, складываются в феномен Алексея Германа. Его кинематограф – одно из самых значительных и наименее изученных явлений в мировом искусстве последнего полувека. Из многочасовых бесед с режиссером Антон Долин узнал если не все, то самое главное о происхождении мастера, его родителях, военном детстве, оттепельной юности и мытарствах в лабиринтах советской кинематографии. Он выяснил, как рождался новый киноязык, разобрался в том, кто такие на самом деле Лапшин и Хрусталев и чего ждать от пятой полнометражной картины Германа, работа над которой ведется уже больше десяти лет. Герои этой книги – не только сам Герман, но и многие другие: Константин Симонов и Филипп Ермаш, Ролан Быков и Андрей Миронов, Георгий Товстоногов и Евгений Шварц. Между фактом и байкой, мифом и историей, кино и литературой, эти рассказы – о памяти, времени и труде, который незаметно превращается в искусство. В книгу также включены эссе Антона Долина – своеобразный путеводитель по фильмам Германа. В приложении впервые публикуется сценарий Алексея Германа и Светланы Кармалиты, написанный по мотивам прозы Редьярда Киплинга.

Антон Владимирович Долин

Биографии и Мемуары

Похожие книги