Кинетик

Тут я вспоминаю про отказ охранника парковки показывать мне запись с камер, и мне на секунду кажется, что эти два факта можно связать между собой, но немного поразмыслив, я заключаю, что все-таки они разные. Мои институтские знания следственного производства позволяют откидывать некоторые данные, не имеющие дела к расследованию, ведь иногда они на самом деле лишние и вводят в заблуждение. Вот например, однажды я искала грабителя одного из ювелирных магазинов, и все детали преступления пыталась увязать с тем, что на стене магазина остались следы от пуль. Оказалось, что они двухлетней давности, когда пьяный директор магазина, отправляясь на охоту заехал с друзьями за кассой, и чтобы покрасоваться перед продавщицами, выстрелил из ружья. Осознав отсутствие связи, я раскрыла преступление.

– София, – Сомов касается моей руки. – Ты где витаешь?

Я смотрю в его карие глаза и вижу некоторое недовольство. Неудивительно, он ведь остановил время, а я даже не заметила этого.

–Ширин – не антикинетик. – Он указывает на неподвижного будущего мера, и на секунду мне становится страшно. Ведь этот человек станет управлять Петербургом, людьми, а кто-то по всей видимости управляет им.

–Больше того, я полагаю, он и не убийца.

–Согласен. Но мы все еще не знаем ответа.

–Тогда возобновляй время, расспросим его.

Через мгновение этот голубоглазый худощавый мужчина продолжает пояснять, почему он прячется.

–Так Ваша охрана работает на брата Ирины Жибарецки?

–Да. На Исаака Авраамовича.

2 глава.

Мвввввв. Мвввввв. Меня …. Тошнит…

Тело… вата… не… могу… пошевелиться….

Дышать, кажется, могу.

Веки гранитые.

Вижу проблески света…

Тошнит…

Похоже мои внутренности все еще живы…

Содержимое желудка прорывается наверх…

Так я могу захлебнуться…

Слышу родной голос…

Мама…

Слава богу…

Она переворачивает меня на бок, и меня рвет…

С большим трудом открываю глаза…

Моя детская комната…

Я дома…

Это радует меня?

Почему то нет.

Это меня пугает?

Да…

Но почему?

Почему я здесь, да еще и в таком состоянии?

– Где Лев? – прорывается из моих уст.

– Милая, тебе не нужно сейчас говорить. Не стоит вообще напрягаться.

– Где Лев? Позовите Льва!– собирая все силы, пытаюсь сесть.

– София, успокойся. Я не понимаю, о ком ты говоришь.

– Сомов, мой учитель физики… Где он?.. Как я здесь оказалась?… Мы почти раскрыли дело!.. Мы были у Ширина… Исаак Авраамович замешан в убийстве Жибарецки…

– София, милая, успокойся. Ты бредишь!

Брежу??....

Что черт возьми происходит?

Так хочется встать.

Но я не могу.

Мышцы не слушаются меня.

Я еле поднимаюсь на подушке.

– Дорогая, ты проснулась. – голос не похож на Сомова. И на отца тоже. Родной, но и чужой в то же время. О, господи, это мой бывший муж. Что он здесь делает? Кто его позвал?

– Олег. Что ты здесь делаешь?

– Я приехал сразу, как мне позвонила Анна Ильинична. Она сказала мне, что ты в жуткой депрессии из-за нашего развода, что ты наглоталась валиума, чтобы покончить с собой.

Валиум? Депрессия? Что он такое говорит? Я не страдала от расставания ни секунды.

Да, я пыталаесь вернуть его, пыталась сохранить брак, но не страдала. По крайней мере это не было депрессией.

– Это неправда… Я не могла…

– Могла, дорогая. – мама, что она делает, почему соглашается с ним? – я нашла тебя вчера в комнате на полу, рядом лежал пустой пузырек.

Нет. Нет. Нет. Нет. Нет. Снова тошнит… Не рвет… Просто тошнит…

– Я тебе тут же промыла желудок и поставила капельницу. В скорую обращаться не стала, чтобы тебя не поставили на учет в психо-неврологический диспансер. Позвала миссис Пен, свою подругу с колледжа, медсестру по обмену. Теперь она следит, чтобы ты не волновлась больше и не попыталась снова покончить с собой.

Кажется, у меня текут слезы. Еле чувствую их на онемевшей коже. Я никогда не хотела убить себя. Даже в мыслях противно было представлять такое.

Смотрю на маму, она указывает в сторону.

Дорис. Та самая управляющая пентхаусом Сомова, которую я видела накануне вечером. Так она замешана во всем этом?

– Вы антикинетик! Я знаю. И ты, Олег? Неужели и ты, мама?

Она вытирает мои слезы, а я пытаюсь вырваться из кровати, которая поглотила меня словно магнитный гигант.

– Тише. Тебе нельзя волноваться. – шепчет мама.

– София, я вернулся. Тебе больше не нужно изводить себя. Я никуда не уйду. Если хочешь, можем снова расписаться. Я сожалею, что бросил тебя. Прости.

– Ты мне не нужен. Я люблю Льва. Где он? Куда вы его спрятали?

Бьюсь в истерике, тело не слушается, начинает мелко трясти. Такое чувство будто им управляет нивидимый хозяин изнутри.

– На чем вы меня держите?

– На галоперидоле, деточка. Чтобы ты снова ничего не натворила…

Дорис движется ко мне со шприцем. Укол. Туман. Проваливаюсь в бесконечную черную дыру.

Чернота.

Абсолютная пустота и чернота.

Возможно, эта пустота полностью занята чернотой.

Полнота черноты.

Падать стало тяжелее. Что-то тормозит меня.

Снова тошнит.

Открываю глаза.

Космос.

Такой светлый.

Милиарды звезд.

Он намного светлее абсолюбной черноты.

А я его в детстве так боялась. Всегда считала его черным.

А ведь он светлый.