Хроники Оноданги: Душа Айлека

Шершавкин с удовольствием почистил зубы, вытерся досуха, наконец, снял мокрые носки. Шершавкин открыл дверь ванной комнаты. Сделал шаг и провалился в глузую черную пустоту. Он оказался в длинной узкой трубе. Шершавкин расставил руки и ноги. Это остановило падение Шершавкина. Он ничего не видел. Было темно. Пахло противно, но чем-то знакомым.

— Эй! Эй! Где я? — закричал Шершавкин.

Сверху, далеко-далеко, ему ответили с хохотом.

— Ты дома Шершавкин.

Сверху на Шершавина надвигалось молчаливое темное страшное нечто.

Шершавкин проснулся. По-настоящему проснулся. Шершавкин освободился от капюшона и несколько раз глубоко вздохнул. Он промокнул рукавом потный лоб. Пилот Уклонов увидел, что он ароснулся и крикнул.

— На месте.

Шершавкин увидел Медвежий Бор. 17 серых панельных пятиэтажек в пнктирном окружении отдельных частных домиков и административных паралелипипедов.

— Где садится? — крикнул Уклонов, оглядыввя местность.

— Где хочешь.

Уклонов высмотрел вроде бы ровную площадку и умело посадил самолет. Шершавкин выбрался из самолета и курил, отгоняя сигаретнцм дымом последний бечтолковый сон.

— Далековато. — сказал Уклонов.

— Что.

— До города говорю далековато. Пешком рубить.

— Подвезут — ответил Шершавкин. — С мигалками поедем.

Через некоторое время появился желто-синий уазик. Он подъехал к самолету.

— Кто такие? — спросил высокий мужчина в милицейской но навсегда дурацкой пиничетовкой.

— Шершавый? Ты?

— Я. Вот Уклонов знакомься. Одноклассник мой Горшков Серега. До города вощьмешь, Серега?

— Что ж раз так. — согласился Горшков.

— Это тебе.

Шершавкин достал блок Голден Америка.

— Тебе Серега. По 25 штук в пачке.

— Дело. Спасибо, Шершавый.

В машине когда ехали в город Шершавкин спросил.

— Дом Нефтяника свободен? Разместится на денек другой-третий.

— Сделаем. Поздно ты, Серега. Бабку твою схоронили уже.

— Не смог… Я в Думу иду. Делов.

— А сейчас чего?

— Квартира осталась.

— А. — протянул Горшков. — Понял.

Уклонова сбросили у Дома Нефтяника одноэтажного строения с длинным во весь фасад дощатым навесом. Шершавкин вручил пилоту деньги.

— Сильно не пей.

— Сильно не буду — честно признался Уклонов.

Горшков остановился у серой пятиэтажке.

— Рановато ты приехал — сказал Горшков.

— Чего так.

— Нотариус наш Ливер в Оху к дочке уехал.

— Ерунда. У меня самолет. Слушай. Ты к сеструхе моей не зайдешь. Ключи взять.

— Зачем?

— В квартиру надо как-то… влезть…

— Так Лизка твоя там. Как бабушку схоронили так и живет там всем семейством.

— Да — протянул Шершавкин.

— Да — подтвердил Горшков.

— Тогда лады. Давай Серега.

Шершавкин вылез из Уазика, зотя очень не хотелось. Он помахал рукой Горшкову, поздоровался с приподъездными бабушками и вышел в темный черный подхезд. На него надвигалось темное, страш…

— Тьфу ты — сплюнул зло Шершавкин и поднялся по выщербленной лестнице на второй этаж. Позвонил. Дверь ему открыла… Шершавкин помотал головой, отгоняя давешний сон. Дверь открыла Лиза, но пятилетняя с мышиными косичками и вяло повисшими бантиками. То что это была Лиза не было никакого сомнения.

— Явился? — строго спросила девочка. — Мам?

Из коридора вышла женщина в халате. Вытирала руки кухонным полотенцем.

— Кто там? — строго спросила женщина.

— Здравствуй, сестра — сказал Шершавкин и быстро шагнул в квартиру, чтобы успеть пока сестра не захлопнула перед ним дверь.

ГЛАВА 5 ПТЕРОДАКТИЛЬ

Цыплятами заставили хвост Птеродактиля и закрыли проход к самодеятельной уборной: круглому люку в полу с кольцом и надписью белой краской «без дна». Егор и Мия сели на железную лавку, прикрученную болтами к левому борту. Напротив них на такой же лавке между двумя хмурыми тягловыми женщинам челночницами сидел местный этнографический старик в чем то вроде малахая. Егор не совсем представлял себе как на самом деле выглядит малахай. Но слово было емкое и к такому наряду подходило куда как лучше других. Это было что-то вроде тонкой конусообразной шубы, подбитой коричневым крашенным мехом и грехами неизвестных шубоделов. Гнилые нитки рвались и было видно, что если не озаботится то эта шуба благополучно и мирно развалится на части, как и страна, где эту шубу выделали. Так представлял себе Егор, а у него была склонность к необычным сравнениям и еще куче всяких ненужных в обычной жизни вещей. На худой с прыгающим кадыком шее старика висел красный магнитофон Весна-221.

— Я Куэро — сказал старик, когда увидел с каким интересом смотрит на него Егор. Бекетов представил себя и Мию.

— Я Куэро — повторил старик и повторял это мерно, как всесъедающее время, качая склочной редкой бородой. Птеродактиль вздрогнул.

— Ой, мамочки — тихо ойкнула Глущенко Екатерина.

— Развалимся.

— Не развалимся — ответила одна из челночниц. — Нам в Тайшин во как надо.