Хроники Оноданги: Душа Айлека

Шершавкин добрался зубами до порохового синего якоря между большим и указательным пальцами Касатонова.

— Ты чего! — заорал сверху Касатонов. А потом Шершавкин услышал бабушку.

— Толя! Толенька!

— Кусается твой Толя, бабка!

Шершавкин собрался с силами и зашептал быстро-быстро, чтобы не иссякнуть раньше времени.

— Я поднимусь сейчас, а ты подо мной пролезешь.

— А ты?

— А я потом. Сразу.

— Мужик! — орал Касатонов. — Эй. Руку давай. Руку.

Шершавкин знал, что ноги привалило серьезно. Если он пойдет первым то нижний край плиты может привалить племянницу. Наверное. А может и не завалит. Выбирать надо. Рука Касатонова развернулась совсем рядом. Шершавкин прижался к ней небритой щекой. Мы не выбираем, что или кто будет с нами в последний час. А может не последний. Шершавкин поднатужился и за рычал так что легкие превратились в скомканые тряпочки. Плечами Шершавкин уперся в плиту над собой. Получилось ли у него на самом деле поднять эту плиту, вместе с Касатоновым и бабушкой не известно, но известно точно что Лизу он под собой протолкнул прямо в раскрытую ладонь Касатонова. А сам не выскользнул…

Лиза помогала резать лук. Сама вызвалась, потому что лук был ядреный, волочаевский. На ужин спасателям готовили поджарку со спиральными итальянскими макаронами. В столовую прибежала Редькина.

— Елизавета Пална. Матвееву несут.

Выбежала наружу. Изреванная вся от лука. На носилках лежала Рита Матвеева. Тетка колючая и скандальная. Ее губы мелко дрожали, а глаза были закрыты.

— Живая? — охнула Лиза.

— Живая. — отозвался кто-то. — Чудо. Как ее ковшом не зацепило. С самого края лежала. Чудо.

— Лиза! Лиза! — крик бабушки Лиза не услышала. Почувствовала. Она посмотрела на море. Увидела бабушку. Увидела Касатонова. Он нес в руках… Увидела! Лиза побежала. Полетела к ним так будто весь мир толкал ее в спину.

ПЕРИПЕТИЯ ПОСЛЕДНЯЯ.

Бекетов стоял на берегу Чай Озера. День заканчивался. В небе появился прозрачный лепесток луны, а покрасневшее угасающее солнце пустило длинные крепкие лучи на озерной встревоженной глади. Они были широкими как свежие и ворсистые строительные доски. Лучи лежали на воде недвижимо и если бы Бекетов не знал того что он знает, он бы рискнул. Сделал шаг вперед.

— Вы не хотите пройтись по солнечным лучам? — спросила Тюменцева.

— Очень хочу. — признался Бекетов — Но ведь это невозможно.

— Вы смеетесь. — не верила Тюменцева. — После всего что было.

— Именно потому что было. — Бекетов выбросил в озеро советскую механическую мясорубку. — Всему свое время. Теперь нужно просто жить.

— Не знаю. Получится ли. — вздохнула Тюменцева.

Бекетов бросил на нее понимающий взгляд.

— Зато теперь вы знаете точно. Кто вы и зачем.

— Не могу привыкнуть. Все представлялось по-другому. Моя новая жизнь.

— Ваша единственная. Настоящая. — поправил Бекетов. — Привыкнете. Быть частью бога не так уж и плохо.

— Самой нужной его частью. — невесело пошутила Тюменцева.

— Никто не знает как оно обернется.

Вокруг белого лепестка луны начала ракручиваться серая из волчьей шерсти ночь. Солнце ушло, оставив в Чай Озере свой улетаюший малиновый отпечаток. Бекетов прощался. Он стоял перед Кутхом, Засентябрило и Тюменцевой. Держал в руке свой солдатский сидор.

— Не расстраивайтесь, Засентябрилло.

— Ах, товарищ Бекетов. Это так… Почему?

— Вы потерялись. — ответил Бекетов. — Вы и старший геолог, а теперь нашлись. У каждого должен быть свой дом.

Бекетов забросил вещмешок на плечи.

— И ты спас наш, Оноданга. — сказал Кутх.

— Так получилось. Мое почтение.

Бекетов шел, не разбирая дороги, все дальше и дальше от Чай Озера. Мысленно он услышал Тюменцеву.

— А почему вас называют Оноданга?

— Спросите Кутха — на ходу ответил Бекетов, но потом все же остановился. В последний раз он видел старого Кутха и две толстые густые брови рассеяного бога Уринопочки с архипелага Науру.

КОНЕЦ.

.

У