Храмовый раб

— Ты этого не увидишь, князь, — сказал Макс, театрально закатывая глаза от восторга, обгрызая мясо с кости. — Кстати, отличная баранина, мои поздравления повару.

— Какая, к демонам, баранина? — заорал Артахшасса. — Ты что несешь?

— Я повторю еще раз. Ты усомнился в силе бога, и потому не увидишь его чуда.

— Как же это? Все увидят, а я нет? — князь совсем растерялся.

— А вот так. Сейчас говорю не я. С вами говорит Ахурамазда моими устами. Будет знамение — то, чего никогда тут не случалось. Если потом все племя до последнего человека уверует в Ахурамазду и священный огонь, то бог явит чудо. Тут будет вода. Но ты, князь, этого не увидишь, так как усомнился.

Сидящие за столом молчали, переваривая услышанное. Беловолосый чужеземец был либо опасным сумасшедшим, либо пророком великого бога, что частенько совпадало в одном человеке. Но, в отличие от крайне неконкретных и двусмысленных слов местных жрецов и предсказателей, тут был просто расписан бизнес-план, где в конце маячила очень обеспеченная жизнь. Ведь даже капли воды делали эту землю благословенной, заваливая земледельцев ее плодами. Зерно, финики, овощи и фрукты начинали расти просто в немыслимом изобилии. Макс показал всем дорогу в рай, и рисковал головой в случае обмана.

После такого все разговоры быстро затухли, и гости засобирались по домам, готовясь разнести неслыханные вести со скоростью пожара в степи. Макс ехал стремя в стремя с Ахеменом, который обдумывал случившееся, а потом спросил:

— Я уже привык, что сначала считаю тебя сумасшедшим, а потом ты оказываешься прав. Но ради всех богов, или ради единого бога, да ради кого угодно, скажи, где ты возьмешь воду там, где ее отродясь не было?

— Голову поверни, что видишь?

— Горы вижу.

— А на горах что видишь?

— Шапки снеговые вижу. — начал понимать Ахемен.

— Тут есть вода, Ахемен, и мы ее добудем. А пока делай свое дело. Ты же понял, что за знамение ты должен явить?

— Да уж, не дурак. И срок всего три недели.

Пока Ахемен и его сотня отъедались, отсыпались и помогали родителям в меру сил, слухи точили местное общество, как червяк яблоко. Вроде снаружи все хорошо, я внутри гадость гадостью. Немыслимо грубое поведение князя на пиру по отношению к гостю, воля бога, явленная странным жрецом, ожидание знамения, щедрость Ахемена и скупость князя переплелись в чрезвычайно запутанный клубок, который породил целую цепочку сплетен, превратившую долину в кипящий котел. В отношении князя использовали эпитеты — грубиян, скупердяй, неугодный богам трус. Причем, почему трус, никто не знал, но прижилось и пошло в народ. По всей видимости, все сработало на контрасте, что если один — щедрый храбрец, то второй — его антагонист, то есть трус и жадина. И вот, однажды, все дошло до точки кипения, сплетни дошли до князя, и ему не оставалось ничего, кроме как вызвать Ахемена на судебный поединок. Божий суд был делом обычным, в России он еще при Иване Грозном практиковался, хотя по сути своей был редкостной дичью. Смысл его был в том, что кто кого убьет на поединке, тот и прав с точки зрения закона. Сам бой особо никак не регламентировался, кроме того, что начинался он на конях. Все остальное — на усмотрение высоких сражающихся сторон.

Бой был назначен на закате все у того же старого карагача, который, как дерево богов, должен был засвидетельствовать их священную волю.

Всадники встали друг напротив друга. Оба были на высоких крепких конях, у обоих были луки в саадаке, притороченном к седлу, копья, мечи и щиты. Оба были в доспехе и в шлемах. Вокруг собралось все племя, плотным кольцом окружившее место поединка. Определенно, бой был событием десятилетия, не меньше. Он уступал, пожалуй, только случаю, когда у хромого Артана родился теленок с шестью ногами. Судьями были все те же старейшины, что были на пиру, и они сидели на почетном месте, готовые зафиксировать волю богов.

Поединщики смотрели друг на друга, выбирая тактику боя и ища слабые места противника. Впрочем, выбирал только Артахшасса. Ахемен давно для себя все решил и планировал завершить дело быстро. Чтобы все было честно, стали так, чтобы заходящее солнце было сбоку и не било никому в глаза.

Раздался сигнал, который подал самый пожилой из старейшин, подняв руку. Всадники поскакали навстречу друг другу, опустив копья. И если князь рассчитывал на длительное фехтование из серии ударов, подскоков и отскоков, то Ахемен просто разогнался и всадил трехметровое копье в грудь Артахшассы, который был тут же выбит из седла. Сотник, не удержав копье, пронзившее грузное могучее тело, по инерции проскакал вперед и, развернувшись, выхватил меч. Но это уже было лишним. Копье пробило князя насквозь так, что из спины вышел чуть сочащийся теплой кровью наконечник.

Племя потрясенно молчало. Макс, готовившийся к этой ситуации, закричал:

— Смотрите люди, знамение! Князь Артахшасса вызвал Ахемена на бой и был убит одним ударом! Бог подал знак! Да здравствует князь Ахемен!

Потом Макс подошел к старейшинам и уже обычным голосом произнес: