Хозяйка Севера

— Главная роль женщины всегда заключалось в одном: быть прежде всего хранительницей семейного очага, — сообщил мне Левицкий, накручивая мои волосы на свой палец. — Это мужики рассчитаны на то, чтобы охотиться, сражаться, испытывать себя и мир вокруг себя на прочность. Наша задача — добыть для своей семьи мамонта, сделать так, чтобы никто из наших родных ни в чем не нуждался... Ради этого мы готовы на всё. Мы готовы мерзнуть на севере, мокнуть в море, готовы день и ночь идти за своей добычей под дождем, под ветром, по изнывающей жаре. Мы готовы рисковать своей жизнью, готовы на любые подвиги и любые лишения, когда знаем, что где-то далеко у нас есть теплый дом и любимая, которая ждет нас там.

— Мне кажется, что это довольно устарелые понятия, — процедила я сквозь зубы.

— Это вечные понятия, — покачал головой Герман.

— Но сейчас женщины строят карьеру, занимаются бизнесом.

—... и они могут это делать, если это не мешает семье. Почему бы и нет, — пожал плечами Левицкий.

Я поморщилась.

— Герман, пожалуйста...

— Наташка, — засмеялся Герман. — Ну почему тебе обязательно надо мне противоречить? Знаешь, как я обрадовался, когда услышал, что твои мечты полностью совпадают с моими? Что ты хочешь семью, детей, мужа...

Серые глаза в этот момент стали какими-то необыкновенно яркими.

— Я был рад и просто тому, слышу тебя... но когда я услышал твои мечты... — Он счастливо сощурился. — Малышка, ты сделала меня в этот момент дважды счастливым.

— То есть, если бы я оказалась карьеристкой, то...

— ...я уверен, что мы нашли бы какой-то способ мирного сосуществования, — пожал плечами Герман. — Но так куда замечательней.

Герман, отпустив палец, принялся по новой накручивать на него мои волосы.

— Помнишь, как у классика: «лицом к лицу лица не увидать»...

— Там про расстояние, — заметила я.

— Там про кругозор, — возразил Герман. — Когда ты смотришь на другого человека, ты видишь только часть его. Когда ты смотришь в одну с ним сторону, ты видишь его целиком... Наташ, если ты перестанешь себя зачем-то пугать и спокойно оглядишься, ты поймешь, что мы с тобой хотим одного и того же.

Это было так созвучно с той песней, которую я только что напевала, что я вздрогнула.

Оказаться внутри своей мечты и попасть в самый худший свой кошмар...

Герман же, усмехнувшись, потянул меня за прядь волос, которую накрутил на свой палец, вынудив таким образом меня приблизить свое лицо к нему.

— Наташка, ты борешься сейчас не со мной, а с нами, — произнес он прямо в мои губы. — Не надо этого.

Наши глаза оказались совсем рядом — «лицом к лицу», не иначе...

Я мысленно содрогнулась, в то же время отчетливо понимая, что именно он имел в виду: если не вдаваться в детали, то моя жизнь с Германом может быть похожа на сказку — на ту самую мечту, которую я так долго лелеяла в своей душе.

— Она не может быть похожа, — возразил мне Герман. — Она будет похожа.

О! Он в этом, кажется, даже не сомневался.

Оказаться внутри своей мечты и попасть в самый худший свой кошмар...

Я ничего не ответила.

— Наташ? — позвал Герман, не дождавшись от меня ответа.

А я не знала, как именно объяснить ему своё состояние.

Он не хотел слышать о том, что мне не нравятся оборотни — наверное, думал, что он стопроцентно прав, и всему виной моя несостоятельность принять что-то новое и незнакомое для меня.

Но, на самом деле, только ли в этом всё дело? Или дело в том, что мне просто не нравится этот чужой, новый мир.

— Ты привыкнешь, — привычно возразил Герман, подслушав мои мысли

— Почему ты так в этом уверен? — спросила я отрывисто. — Есть много вещей, которые мне не нравятся с самого детства. Не потому что они новые или чужие, а потому что они просто мне не нравятся.

Я не произнесла это вслух, но я подумала о всех тех страшных вещах, свидетельницей которых я стала за это время.

Как меня предала подруга... которая и не была моей подругой по сути — она просто готовила меня как предполагаемую пару для своего вожака. Отвела в лес как овцу на убой.

Потом, как меня терзало в лесу чудовище, и как после этого это же самое чудовище заставило меня жить с ним в этой самой квартире — и спать с ним на этой самой кровати.

Да и сам Герман, который сейчас изо всех сил пытался изображать из себя мягкого, понимающего парня, на самом деле таковым вряд ли являлся. Я вспомнила про то, что именно он выдал Марианну замуж в другую стаю против её воли. При этом он скрывал от меня этот факт.

А то, как Герман настиг меня в поезде? Как он вытащил меня от туда, несмотря на мои возражения; как он заставил моё тело подчиняться его приказам...

… и как он сломал дверь между нашими спальнями в доме — явно не контролируя при этом своего зверя и своё поведение.

Эти воспоминания, эти мысли, пришли ко мне как будто одним большим снежным комом — полностью заняв собой всю мою память, заставляя меня по новой переживать всё это заново...