Насколько позволяло ее затуманенное сознание, Эмма поняла, что они оказались в какой-то гостинице.
– Проводите нас в номер.
Хозяин гостиницы взирал на герцога раскрыв рот. Группа простолюдинов, выпивавших в обеденном зале, тотчас смолкла. Из задней комнаты вышла женщина с двумя подносами, на которых в больших мисках парила тушеная говядина. Женщина вскрикнула и уронила ношу.
– Иисусе!
Герцог не собирался ждать, пока все они опомнятся от изумления. Поддерживая Эмму здоровой рукой, свободную руку он запустил в карман, нашарил монету и бросил ее на прилавок. Золотой соверен! Достаточная плата, чтобы снять номер здесь на неделю.
– Комнату! – рявкнул он. – Самую лучшую. Немедленно!
– Д-да, милорд. – Руки хозяина гостиницы тряслись, когда он снимал ключ с крюка. – Сюда, прошу вас.
Эш настоял на том, чтобы самому нести Эмму, пока они взбирались вслед за хозяином по узкой крутой лестнице. Хозяин провел их в комнату в задней части дома.
– Самая лучшая комната, милорд, – сказал он, отпирая дверь. – Тут даже есть окно!
– Угля. Одеял. Чаю. И побыстрей.
– Да, милорд.
Дверь хлопнула, закрываясь.
– В этом нет необходимости, – прошептала Эмма. – Мы могли бы сесть в карету и доехать до дому.
– Даже не обсуждается. В этот час вечера, когда публика выходит из театров, мы застрянем на улице на час, а то и дольше.
Он так и не выпустил ее из рук. Эмма подняла голову, чтобы заглянуть ему в глаза.
– Неважно. Что такое час?..
– Шестьдесят минут – и это слишком много, – раздраженно отозвался герцог. – Вы промокли и замерзли. Вы не переносите холод. Следовательно, мне ненавистно думать, что вы мерзнете. Я бы побежал и убил дождевые капли, поджег тучи, но это заняло бы немногим больше часа. Возможно, даже два. Поэтому мы здесь, и вы больше не станете сетовать на это обстоятельство.
Его слова согрели ей душу. Закрыв глаза, Эмма зарылась лицом ему в грудь.
«Благодарю тебя, ужасный, невозможный человек. Спасибо».
Вернулся хозяин гостиницы, нагруженный тем, что требовалось: корзиной угля, трутом и стопкой шерстяных одеял.
– Сейчас служанка принесет чай.
– Хорошо. А теперь убирайтесь.
– Милорд, если позволено спросить, вы, случайно, не…
Эш захлопнул дверь ударом ноги, схватил стоявшее возле стены единственное в комнате кресло и осторожно усадил в него Эмму.
– Вы можете сидеть? Не упадете в обморок?
– Не думаю.
Эш высыпал уголь в камин, обложил трутом, высек искру кремнем и начал терпеливо дуть на красные угольки, пока не разгорелся огонь. Потом занялся одеялами. Развернул одно из них и внимательно осмотрел грубую шерстяную материю.
– Грязное и кишит блохами. – Он отбросил одеяло и оглядел комнату, хотя смотреть там было не на что. – Мы поступим так.
Встряхнув плащ, он расстелил его на грязном соломенном матрасе подкладкой вверх. Плотная шерстяная ткань плаща предохраняла подкладочный слой от намокания. В итоге постель оказалась застеленной великолепным сияющим атласом. Потом, сняв сюртук, Эш укутал им Эмму точно одеялом.
Стук в дверь – служанка принесла чай. Эш взял поднос и захлопнул дверь перед носом у девушки, не дожидаясь, пока та разольет чай в чашки.
Он сам взялся служить Эмме, предварительно заглянув в чашку, чтобы убедиться, что она чистая, потом наполнил чашки чаем, добавив молоко и щедрую порцию сахара. Из кармана жилета извлек маленькую фляжку, отвинтил крышку и плеснул в чай жидкость янтарного цвета, ароматную и, несомненно, неприлично дорогую.
Эмма молча наблюдала за происходящим. Ее разум отказывался ей служить. Каждое движение герцога виделось ей как акробатический фокус, достойный бурных оваций. Не иначе как она действительно заболела?
Все в нем – каждая мокрая прядь, каждое пятнышко грязи на сапогах – казалось ей верхом совершенства. Она ни за что не поменяла бы ни единого штриха в этой картине.
– Готово. – Герцог принес ей чай.
Эмма пошевелилась, чтобы принять у него чашку, но он отодвинулся.
– Нет, у вас еще дрожат руки.
Он поднес чашку к ее губам, уговаривая сделать осторожный глоток. Сладкое тепло потекло по горлу, разлилось в груди.
– Умница. Так-то лучше, правда?
Эмма кивнула.
Отставив чашку, Эш подал ей руку и помог подняться. Придерживая Эмму за талию, он развернул ее спиной к себе, чтобы расстегнуть пуговицы.
– Нужно избавить вас от него, – сказал Эш. – Иначе вы только намочите плащ, и мне не удастся вас согреть.
Эмма попыталась улыбнуться дрожащими губами.
– Начинаю подозревать, что вы давно это задумали.
– Если бы я все это задумал, то подыскал бы гостиницу получше да и платье заказал с пуговицами покрупнее. – Его пальцы замерли. – К черту! Это проклятое платье все равно придется выбросить. – Ухватившись за край корсажа, он решительно рванул ткань – пуговицы вылетели из петель.
Помилуйте!
Эмма покачнулась на носках, у нее снова закружилась голова. Окружающие предметы потеряли четкость.
– Не знаю, что со мной произошло, – сказала она, растирая виски. – Я никогда не падала в обморок. Наверное, Мэри слишком туго зашнуровала корсет.