Хотите быть герцогиней?

На площади перед театром царило безумное столпотворение: кареты, лошади, нарядно одетые дамы и джентльмены, – а дальше возвышались величественные ступени главного входа в театр, но герцогская карета проехала мимо, и кучер остановил ее в боковом переулке. Очевидно, им полагалось входить в театр через особые двери, предназначенные для высоких особ, чтобы избежать толчеи и глазеющей толпы.

Герцог вышел первым. Помогая Эмме выйти, опустил, как всегда, поля шляпы пониже. Ночь была темной, обещая пролиться дождем.

Эш провел Эмму вверх по узкой лестнице, потом по еще более узкому коридору. Наконец они оказались в роскошной ложе. Два обитых бархатом кресла были развернуты прямо на авансцену. На столике их ожидала бутылка охлажденного шампанского и два бокала.

Они устроились в надежном укрытии своей ложи, и лишь тогда Эмма услышала, что он перевел дух – впервые с того момента, как они вышли из кареты.

– Сюда. – Герцог придвинул ее кресло к самому барьеру ложи. – Вы должны сесть впереди.

– Мы могли бы вместе сесть подальше. – Эмма кивнула назад, где публика не могла их видеть. – Мне все равно, где сидеть.

– Зато мне не все равно. – Он бросил в кресло подушку. – Вы должны видеть сцену. А публика должна видеть вас.

– Зачем?

– Я заказывал это платье не для того, чтобы вы прятались в тени. Это ваш дебют в высшем обществе Лондона в качестве герцогини Эшбери. Они должны вас не только видеть, но и восхищаться вами.

– Да, но это значит, что они также должны видеть вас!

– Сегодня, – сказал он, – вы будете сиять, как драгоценный камень. Как рубин. Необычайно большой рубин. – Он склонил голову набок. – Полагаю, вы станете самым большим рубином в мире за всю историю человечества. Рубином… с руками.

– Предполагается, что это комплимент?

Он вздохнул.

– Начнем сначала. Вы моя герцогиня. Вы прекрасны. И все должны это знать.

Занимая свое место, Эмма решила, что обдумает его слова позже. Они станут ее величайшим сокровищем, эти слова: «Вы прекрасны».

Что бы ни случилось дальше, она всегда будет их помнить. И, наверное, то, что он сказал про рубин с руками.

Эмма выглянула из ложи в зал, восхищаясь роскошным убранством театра.

– А что дают? – спросила она, потому что вдруг сообразила, что даже не знает названия пьесы.

– «Тит Андроник».

– Шекспир? – Эмма улыбнулась.

– К сожалению, это не лучшая из его пьес.

Ее растаявшее сердце стало просачиваться куда-то в пальцы ног. Он привез ее смотреть пьесу, которую, несомненно, видел много раз. К тому же не самую любимую. Платье, шампанское, вызов толпе…

Он сделал это ради нее, и за это Эмма была готова его полюбить.

И она его полюбила.

Сегодня огромный молот вбил в ее сердце гвоздь. И это был герцог. Боль была ужасной, но о том, чтобы извлечь его, теперь не было и речи. Она бы истекла кровью.

Эш предпринял столько усилий, но вечер, кажется, его не радовал. Он ерзал на стуле на протяжении всей пьесы, в нетерпении барабанил пальцами по колену и ворчливо распекал актеров и их плохую игру.

В четвертом акте, когда оставались еще две сцены, он склонился к уху Эммы и прошептал:

– Представление ужасное, и ему, кажется, не будет конца. С меня довольно. Пойду распоряжусь насчет кареты.

– А как же конец пьесы? Я хочу знать, чем дело кончится.

– Кормилицу заколют. Муция заколют. Бассиана заколют. Сатурнина заколют. Марция и Квинтуса обезглавят. Тамора умрет от болезни желудка – причину этой болезни вам не нужно знать. Аарона закопают по шею в землю и бросят умирать с голоду.

Ошеломленная Эмма повернулась к герцогу:

– Зачем вы все испортили?

– Я ничего не портил. Это трагедия Шекспира. Они у него все такие. Все действующие лица умирают – и пьесе конец. – Он взял Эмму за руку. – Нам пора ехать.

– Почему вы хотите ехать так рано?

– Вам тоже следует поторопиться. – Его голос посуровел. – Или вы хотите задрать юбки и сесть мне на колени, чтобы я мог взять вас прямо здесь, в ложе?

Значит, это она стала причиной его беспокойства.

– Вы всегда делаете подобные предложения таким угрожающим тоном. А между тем это меня только больше интригует. – Она небрежно положила руку ему на бедро. Потом начала поглаживать – всего одним пальчиком.

Эмма немедленно почувствовала, как он начал возбуждаться.

– Женщина, вы меня убиваете!

Эмма пожала плечами.

– Вы же сами сказали: трагедия Шекспира. Все умирают – и пьесе конец.

– Довольно. – Герцог вскочил. – Я велю подать карету, и мы отправимся домой. В постель! И прежде чем я закончу, вы умрете десятью маленькими смертями, не меньше.

Очень хорошо. Если он настаивает…

Как только герцог вышел, Эмма попыталась вновь сосредоточиться на представлении. Безуспешно. С тем же успехом актеры могли бы говорить на латыни. Диалоги влетали в одно ухо и вылетали в другое, не оставляя в голове абсолютно ничего.

Через несколько минут Эмма возрадовалась, услышав звук открываемой двери. Она встала, торопясь выйти. Сценические страсти ее больше не занимали.

Вот только в ложу вошел не герцог.

Это была мисс Аннабел Уортинг.

Глава 24